Том 3. Повести и драмы - [6]

Асессор понял благой совет, но он знал, что если он ему последует, то это повлечет за собою увеличение числа детей. Во всяком случае он теперь был убежден, что именно в этом была причина его болезни.

Между тем настало лето. Семья переехала в деревню. Однажды в прекрасный вечер супруги гуляли вдвоем по штранду, по тенистой дороге. Тихие и безмолвные сидели они на траве, мрачные мысли шевелились в его измученном мозгу. Жизнь представлялась пучиной, которая разверзается, чтобы поглотить всё, что любишь. Они стали говорить о том, что он скоро потеряет место, начальству очень не нравилось, что он снова был принужден просить отпуск, он жаловался на поведение своих коллег, чувствовал себя покинутым всеми и страдал от мысли, что даже ей он не нужен. Но нет, нет, она любит его так же, как в первые счастливые дни её молодого замужества. Неужели он может в этом сомневаться?..

Нет, этого нет, но он так много страдал, он больше не чувствует себя господином своих мыслей. Он спрятал свое горящее лицо у неё на плече, крепко ее обнял и покрыл горячими поцелуями её глаза.

Комары большими роями танцевали вокруг березы свой свадебный танец, не заботясь о своем потомстве, которому они в эти счастливые минуты давали жизнь. В воде играли беззаботные рыбы, и ласточки в воздухе целовались на лету, не боясь последствий своих нелегальных связей.

Вдруг он вскочил, как бы пробуждаясь от тяжелого сна, полного злых сновидений, вдыхая глубокими вздохами свежий воздух.

Что с тобой? — спросила его жена, густо покраснев.

— Я не знаю, — я знаю только, что я снова живу, снова дышу!

И, сияющий, с прояснившимся лицом, с блестящими глазами, протянул он ей руку, поднял ее, как ребенка, и поцеловал в лоб. Его мускулы трепетали, как у античного бога, его тело гордо выпрямлялось и, полный счастья и радости жизни, нес он свою милую ношу к пешеходной дорожке, на которой поставил ее на землю.

— Ты устанешь, милый, — говорила она, стараясь высвободиться из его объятий.

— Боже сохрани, я мог бы нести тебя до конца света, и я хочу всех вас нести на своих руках, сколько есть и больше, сколько вас будет, прибавил он.

И полные радости, рука с рукой, возвратились они домой.

— Если всё к этому сводится, милая, нужно сознаться, что не трудно перескочить через пропасть, разъединяющую тело и душу.

— Ах, как ты говоришь!

— Если бы я это знал раньше, я не был бы так несчастен. Ох уж эти идеалисты!

И они пришли домой. Хорошие старые времена воскресли, и на этот раз, казалось, надолго. Муж посещал свое бюро и радость, не покидала их. Больше не нужно было докторов, и у него было всегда хорошее самочувствие.

Но после третьего крещения опять началась старая история с опасной игрой и опять с теми же последствиями — доктор, отпуск, езда верхом, портвейн. Нужно было положить этому конец, дефицит оказывался слишком чувствительным.

Совершенно истощенный с совершенно испорченной нервной системой, он, наконец, увидел себя принужденным уступить природе, и снова выросли расходы и понизились доходы.

— Сказать по правде, милое дитя, с нами повторяется та же история, что и прежде, — сказал он.

— До известной степени да, милый, — сказала бедная женщина, на которую долг матери накладывал большую часть домашней работы. После четвертого ребенка ей стало так тяжело, что пришлось нанять няньку.

— Теперь довольно, — сказал несчастный муж, — теперь мы проведем черту!

Главная опора дома покачнулась, приблизилась бедность.

И в 30 лет, в это прекрасное время полного расцвета, когда все цветы требуют оплодотворения, несчастные супруги увидели себя осужденными на печальную безбрачную жизнь!

У мужа всегда были расстроены нервы, цвет лица его сделался тусклым, и глаза потухли.

Пышная красота жены поблекла, её сильная грудь увяла, и к тому же она несла все страдания матери, которая видит своих детей плохо накормленными и плохо одетыми.

Однажды она стояла у плиты и жарила селедку, когда вошла к ней соседка, чтобы немного поболтать.

— Как живете? — спросила она.

— Спасибо, так себе, а вы?

— Ах, мне трудно; не очень сладко быть замужем, когда приходится биться, как рыба об лед.

— Вы думаете, что вам одной так?

— Ах!..

— Знаете, что сказал он мне однажды? Надо щадить домашних животных, — сказал он, — а я вот страдаю, и меня никто не щадит, поверьте мне. Всё хорошее, что есть в супружестве, должен знать только один из двух, и это сказывается на одном, на нём или на ней.

— Или на обоих.

— Но, кажется, ничем нельзя помочь!

— И об чём думают ученые?

— Да ученые, они должны и об другом подумать, и к тому же не принято писать о таких вещах, ведь этого нельзя вслух прочесть!

И обе женщины начали рассказывать друг другу свои печальные обстоятельства.

На следующее лето они были принуждены остаться в городе. Их квартира находилась в нижнем этаже, в узкой улице, окна выходили прямо на мостовую, от которой так отвратительно пахло, что едва можно было дышать. Жена сидела и шила в той же комнате, где играли дети, муж, который потерял свое прежнее место, сидел за своей перепиской и ворчал на шум, поднятый детьми. И с его губ срывались горькие слова.

Троицын день. Послеобеденное время. Муж лежит на старом кожаном диване и через стекла окон рассматривает противоположный дом. У окна стоит молодая девушка, скомпрометировавшая себя дурным поведением, и наряжается для вечерней прогулки; на её туалетном столе стоит ветка сирени, и лежат два апельсина. Не обращая внимания на любопытные взгляды, она шнурует свой корсет.