Том 3. Посмертные записки Пиквикского клуба (Главы XXXI — LVII) - [43]

— Смаукер, дружище, вашу лапу!—сказал джентльмен в треуголке.

Мистер Смаукер вложил кончик мизинца правой руки в руку джентльмена в треуголке и выразил свое удовольствие по поводу того, что у него такой прекрасный вид.

— Да, говорят, что вид у меня цветущий,— сказал джентльмен в треуголке,— и это удивительно. Последние две недели я хожу за нашей старухой по два часа в день, а если постоянного созерцания застежки на спине ее проклятого старого платья цвета лаванды мало для того, чтобы на всю жизнь впасть в уныние, пусть мне не платят жалованья три месяца.

В ответ избранное общество расхохоталось от всей души, а один джентльмен в желтом жилете с кучерской обшивкой шепнул соседу в зеленоватых штанах, что Такль сегодня в духе.

— Кстати,— сказал мистер Такль,— Смаукер, друг мой, вы…— Конец фразы был сообщен мистеру Джону Смаукеру на ухо шепотом.

— Ах, боже мой, я совсем забыл! — сказал мистер Джон Смаукер.— Джентльмены, мой друг, мистер Уэллер.

— Простите, что заслонил от вас огонь, Уэллер,— сказал мистер Такль с фамильярным кивком.— Надеюсь, вам не холодно, Уэллер?

— Ничуть,— отвечал Сэм.— Нужно быть очень зябким, чтоб чувствовать холод, когда стоишь перед таким адским пламенем. Вы сберегли бы немало угля, если бы вас посадили за каминную решетку в приемной какого-нибудь общественного учреждения.

Так как этот выпад, по-видимому, таил в себе намек на малиновую ливрею мистера Такля, то сей джентльмен на несколько секунд принял величественный вид, но потом, отодвинувшись от камина, принужденно улыбнулся и заметил, что это было сказано неплохо.

— Очень признателен за ваше доброе мнение, сэр,— отозвался Сэм.— Будем подвигаться не спеша. Дойдем постепенно и до лучшего.

На этом месте разговор был прерван прибытием джентльмена в оранжевом плисе, в сопровождении другого субъекта, в пурпурном костюме и чрезвычайно длинных чулках. Когда вновь прибывшие выслушали приветствия остальных, мистер Такль внес предложение потребовать немедленно ужин, что и было принято единогласно.

Тогда зеленщик и его жена поставили на стол вареную баранью ногу, соус из каперсов, брюкву и картофель. Мистер Такль занял председательское место, а против него за другим концом расположился джентльмен в оранжевом плисе. Зеленщик надел пару замшевых перчаток и поместился за стулом мистера Такля.

— Харрис!— произнес мистер Такль повелительным тоном.

— Сэр? — сказал зеленщик.

— Вы надели перчатки?

— Да, сэр.

— В таком случае снимите крышку.

— Слушаю, сэр.

Зеленщик со смиренным видом исполнил приказание и подобострастно вручил мистеру Таклю нож для разрезывания мяса; при этом он случайно зевнул.

— Что это значит, сэр? — сурово спросил мистер Такль.

— Прошу прощенья, сэр! — ответил смутившийся зеленщик.— Я нечаянно, сэр. Вчера я поздно лег спать, сэр.

— Я вам скажу, каково мое мнение о вас, Харрис,— произнес мистер Такль, принимая внушительный вид.— Вы — грубая скотина.

— Надеюсь, джентльмены,— сказал Харрис,— что вы не будете строги ко мне, джентльмены. Я очень признателен вам, джентльмены, за ваше покровительство, а также за ваши рекомендации, джентльмены, если где-нибудь требуется лишний человек прислуживать за столам. Надеюсь, джентльмены, вы довольны мною?

— Нет, не довольны, сэр,— сказал мистер Такль,— отнюдь не довольны, сэр.

— Мы считаем вас нерадивым бездельником,— сказал джентльмен в оранжевом плисе.

— И гнусным плутом! — добавил джентльмен в коротких зеленых штанах.

— И неисправимым лентяем! — присовокупил джентльмен в пурпуре.

Бедный зеленщик кланялся самым униженным образом, пока на него сыпались эти эпитеты, порожденные духом самого низкого деспотизма, а когда каждый сказал что-нибудь, долженствовавшее свидетельствовать о собственном его превосходстве, мистер Такль начал резать баранью ногу и угощать гостей.

Едва было приступлено к этому важному делу, как дверь настежь распахнулась и появился еще один джентльмен, в голубом костюме с оловянными пуговицами.

— Против правил! — заявил мистер Такль.— Слишком поздно. Слишком поздно.

— Право же, я ничего не мог поделать,— сказал джентльмен в голубом.— Я взываю к собранию. Долг вежливости, свидание в театре.

— О, конечно, если так! — сказал джентльмен в оранжевом плисе.

— Право же, клянусь честью! — продолжал человек в голубом.— Я обещал зайти за нашей младшей дочерью в половине одиннадцатого, а она такая на редкость милая девушка, что у меня, право же, духу не хватило ее огорчать. Не хочу обижать присутствующую компанию, сэр, но женский пол, сэр, женский пол, сэр, неотразим!

— Я начинаю подозревать, что тут что-то есть,— сказал Такль, когда вновь прибывший занял место рядом с Сэмом.— Я заметил раз или два, что она сильно опирается на ваше плечо, когда садится в экипаж или выходит из него.

— О, право же, право же, Такль, вы не должны так говорить! — воскликнул человек в голубом.— Это нехорошо. Быть может, я сказал одному-двум приятелям, что она очень божественное создание и ответила отказом на одно-два предложения без всякой видимой причины, нонет, нет, нет, Такль… да еще при посторонних… это не годится, вы не должны. Деликатность, мой милый друг, деликатность!