Том 3. Поэмы, 1828-1834 - [12]

Из этих дён я не забыл один:

Златило утро дальний небосклон,

И запах роз с брегов был разнесен

Далеко в море; свежая волна,

Играющим лучом пробуждена,

Отзывы песни рыбаков несла…

В ладье при верной помощи весла

Неслися мы с Мелиною сам-друг,

Внимая сладкий и небрежный звук;

За нами в блеске утренних лучей

Венеция, как пышный мавзолей

Среди песков Египта золотых,

Из волн поднявшись, озирала их.

В восторге я твердил любви слова

Подруге пламенной; моя глава,

Когда я спорить уставал с водой,

В колена ей склонялася порой.

Я счастлив был; неведомый никем,

Казалось, я покоен был совсем,

И в первый раз лишь мог о том забыть,

О чем грустил, не зная возвратить.

Но дьявол, сокрушитель благ земных,

Блаженство нам дарит на краткий миг,

Чтобы удар судьбы сразил сильней;

Чтобы с жестокой тягостью своей

Несчастье унесло от жадных глаз

Всё, что ему еще завидно в нас.

Однажды (ночь на город уж легла.

Луна как в дыме без лучей плыла

Между сырых туманов; ветр ночной,

Багровый запад с тусклою луной —

Всё предвещало бури; но во мне

Уснули, мнилось, навсегда оне)

Я ехал к милой; радость и любовь

Мою младую волновали кровь;

Я был любим Мелиной, был богат,

Всё вкруг мне веселило слух и взгляд:

Роптанье струй, мельканье челноков,

Сквозь окна освещение домов,

И баркаролла мирных рыбаков.

К красавице взошел я; целый дом

Был пуст и тих, как завоеван сном;

Вот — проникаю в комнаты — и вдруг

Я роковой вблизи услышал звук,

Звук поцелуя… праведный творец,

Зачем в сей миг мне не послал конец?

Зачем, затрепетав как средь огня,

Не выскочило сердце из меня?

Зачем, окаменевший, я опять

Движенье жизни должен был принять?..

Бегу, стремлюсь, трещит — и настежь дверь!..

Кидаюся как разъяренный зверь

Вту комнату, и быстрый шум шагов

Мойслух мгновенно поразил — без слов,

Схватив свечу, я в темный коридор,

Где, ревностью пылая, встретил взор

Скользящую как некий дух ночной

По стенам тень. Дрожащею рукой

Схватив кинжал, машу перед собой!

И вот настиг; в минуту удержу —

Рука… рука… хочу схватить — гляжу:

Недвижная, как мертвая, бледна,

Мне преграждает дерзкий путь она!

Подъемлю злобно очи… страшный вид!..

Качая головой, призрак стоит.

Кого ж я в нем встревоженный узнал?

Мою обманутую Лору!..

          …Я упал!

Печален степи вид, где без препон

Скитается летучий Аквилон

И где кругом, как зорко ни смотри,

Встречаете березы две иль три,

Которые под синеватой мглой

Чернеют вечером в дали пустой:

Так жизнь скучна, когда боренья нет;

В ней мало дел мы можем в цвете лет,

В минувшее проникнув, различить,

Она души не будет веселить:

Но жребий я узнал совсем иной;

Убит я не был раннею тоской…

Страстей огонь, неизлечимый яд,

Еще теперь в душе моей кипят…

И их следы узнал я в этот раз.

В беспамятстве, не открывая глаз,

Лежал я долго; кто принес меня

Домой, не мог узнать я. День от дня

Рассудок мой свежей и тверже был;

Как вновь меня внезапно посетил

Томительный и пламенный недуг.

Я был при смерти. Ни единый друг

Не приходил проведать о больном…

Как часто в душном сумраке ночном

Со страхом пробегал я жизнь мою,

Готовяся предстать пред судию;

Как часто, мучим жаждой огневой,

Я утолить ее не мог водой,

Задохшейся и теплой и гнилой;

Как часто хлеб перед лишенным сил

Черствел, хотя еще не тронут был;

И скольких слез, стараясь мужем быть,

Я должен был всю горечь проглотить!..

И долго я томился. Наконец,

Родных полей блуждающий беглец,

Я возвратился к ним.

        В большом саду

Однажды я задумавшись иду,

И вдруг пред мной беседка. Узнаю

Зеленый свод, где я сказал: «люблю»

Невинной Лоре(я еще об ней

Не спрашивал соседственных людей),

Но страх пустой мой ум преодолел.

Вхожу, и что ж бродящий взгляд узрел?

— Могилу! — свежий, летний ветерок

Порою нес увялый к ней листок,

И незабудками испещрена

Дышала сыростью и мглой она.

Не ужасом, но пасмурной тоской

Я был подавлен в миг сей роковой!

Презренье, гордость в этой тишине

Старались жалость победить во мне.

Так вот что я любил!.. так вот о ком

Я столько дум питал в уме моем!..

И стоило ль любить и покидать,

Чтобы странамчужим нести казать

Испорченное сердце (плод страстей),

В чем недостатка нет между людей ?..

Так вот что я любил! клянусь, мой бог,

Ты лучшую ей участь дать не мог;

Пресечь должна кончина бытие:

Чем раньше, тем и лучше для нее!

И блещут, дева, незабудки над тобой,

Хотя забвенья стали пеленой;

Сплела из них земля тебе венец…

Их вырастили матерь и отец,

На дерн роняя слезы каждый день,

Пока туманная ложася тень

С холодной сладкою росой ночей,

Не освежала старых их очей…

· · ·

И я умру! — но только ветр степей

Восплачет над могилою моей!..

Преодолеть стараясь дум борьбу,

Так я предчувствовал свою судьбу…

· · ·

· · ·

И я оставил прихотливый свет,

В котором для меня веселья нет

И где раскаянье бежит от нас,

Покуда юность не оставит глаз.

Но я был стар, я многое свершил!

Поверьте: не одно лишенье сил,

Последствие толпой протекших дней,

Браздит чело и гасит жизнь очей!..

Я потому с досадой их кидал

На мир, что сам себя в нем презирал!

Я мнил: в моем лице легко прочесть,

Что в сей груди такое чувство есть.

Я горд был, и не снес бы, как позор,

Пытающий, нескромный, хитрый взор.

Как мог бы я за чашей хохотать

И яркий дар похмелья выпивать,

Когда всечасно мстительный металл

В больного сердца струны ударял?