Том 3. Письма 1924-1936 - [21]

О себе не пишу. У меня ничего особенного нет. Все еще не пришел в себя после операции. Насчет моего лечения в Мацесте, видно, ничего не получится. Все новые, старое руководство вымели метлой, а новые товарищи меня не знают, и потому не думаю начинать (санаторной волынки).

Еще хуже, местные лентяи из Окпроверкома отказались по ленности меня проверить, чем поставили меня вне партии. (После партсъезда непроверенный механически выбывает из партии.) Правда, все это юридические вещи. Партии, конечно, мало пользы от меня. Конечно, отобрав партбилет, меня не оторвут от партии, дело не в этом, но как надоедает такое лен-тяйство и невольно заставляет волноваться, а я ведь привез из Москвы тяжелую форму психостении и всеми силами стараюсь от нее отделаться. Милая Шурочка! Я ожидаю все от тебя письма.

Крепко жму твои руки.

Н. Островский.

P. S. Привет товарищу Ольге и сыну.

1/VI — 30 г.

53 А. А. Жигиревой

20 июня 1930 года, Сочи.

Милая Шурочка!

Наконец-то получил от тебя письмо, а я уже дал директивы одному тов[арищу], едущему в Ленинград, разыскать тебя во что бы то ни стало и узнать, что с тобой творится. Отвечаю на твои вопросы. Был у меня несколько раз Чернокозов, работает он в Грозном, пред[седателем профсоюза] горняков области, адрес его: Грозный, проспект Революции, дом 53, кв. 17. Жинка его очень хворает, лежит в больнице от сердца.

Перспективы моего лечения в Мацесте очень туманны, вернее их нет. Лежу помаленьку, борюсь со своей психостенией и не могу ее выгнать из башки, и поэтому мое письмо будет не особенно складное. Партпроверку я не прошел из-за проверкомовских ребят, из-за [их] лени. Обратился в ЦКК, и [мне] сказали, что это дело можно сделать в Москве. По теории, больных ребят не гоняют из партии. Единственный мой друг Берсенев лежит в санатории, а с новыми ребятами ни с кем не связан. Мать едва двигается, сердце одолело. Очень жаль, что мы с тобой не увидимся в этом году.

Ну пока всего. Жму твои руки.

Н. Островский.

Паньков шлет тебе привет и спрашивал о тебе в письме, его адрес: Крым. Ливадия, корпус 128.

20/VI — 30 г.

54 П. Н. Новикову

23 июня 1930 года, Сочи.

Милый сыночек, Петр Николаевич!

Веди себя, мой милый, в Ленинграде хорошо, как подобает хорошим парням. Побольше занимайся наукой и поменьше — в оперетту. Адрес тети Жигиревой следующий: Васильевский Остров, 13-я линия, дом № 32, кв. 40. Милый Петечка! Я очень рад, что ты извинился перед Раей за «побои», и вы помирились. Сколько раз говорил я тебе, сыночек, что за чужими женами не ухаживай, а не [то] еще, чтобы их бить. Я думал, что ты уже вырос, но оказывается, что еще без отцовского присмотра ты не можешь обойтись. Я тебе никак не могу простить, что ты женился без моего разрешения. Эх и дети пошли в нынешнее время, одно горе, одна печаль. Пиши же обо всем интересном. Очень бы хотелось встретиться с тобой в сентябре. Сообщи, в Харькове ли Тамара? Я опять хочу ей написать. У меня все по-старому…

Крепко жму твои руки.

Твой отец Николай.

23 июня 1930 г.

55 А. А. Жигиревой

16 июля 1930 года, Сочи.

Милая Шурочка!

Только что прочли мне твое письмо от 12/VII. Сообщаю тебе, что Рая, верно, не ответила своевременно, потому что 2 недели она болела ангиной, и мы тоже не получали никакого ответа от нее, так что не удивляйся ее молчанию. Насчет твоей руки дело серьезное, было бы очень хорошо, если бы ты полечилась в этом году с ней, и откуда эта напасть на тебя взялась. Со своей психостенией я помаленьку разделываюсь, это такая отвратительная буза, что не могу тебе рассказать; того скверного состояния, какое я привез из Москвы, у меня уже нет. Но так как жизнь иногда приносит горя немного, то это все вместе взятое производит рецидивы, но все это должно когда-нибудь окончиться. В голове моей никаких заварушек нет, работает на 100%, только бывает временами подавленное состояние, с которым не могу никак справиться. Но ведь жизнь страшно беспокойная. Я ведь только и помню хороший период — прошлый год, когда у меня были друзья и ты, вот единственно спокойное время, а потом началась жизнь, от которой и здоровый может заболеть. В конце сентября думаю переехать в Москву. Раенька работает и растет, как партиец, быстро и правильно. Славная пацанка, живем мы с ней вдоску, по-хорошему. Хоть в этом мне в жизни повезло.

Значит, Петя и у тебя был? Жаль, что он так расхваливал меня перед тобой, ведь ты прекрасно знаешь, что я не стою этих похвал. Буду писать тебе обо всем, что будет нового, а ты тоже не забывай о своем приемыше.

Крепко, крепко жму твои руки.

Николай.

P. S. Шлют тебе искренний привет мама и сестра Катя, которая пишет это письмо.

Получаешь ли ты письма от Войцеховской? Слыхала ли ты, что курица стоила бы 10 руб.? Боюсь, что Сочи в этом отношении побили всесоюзный рекорд.

Привет Ленинграду и тов. Ольге.

16/VII —30 г.

56 П. Н. Новикову

16 июля 1930 года, Сочи.

Почему же ты, сыночек, молчишь, что это за новости!

Жигирева пишет, что ты был у нее и, к моему величайшему удивлению, сказал пару теплых слов обо мне. (А я думал, что ты ругаться будешь.) Поскольку не знаю ничего о тебе, расскажу о себе. Был и уехал братишка. Особых новостей у меня нет. Никто из чертенят мне не пишет, кроме Розочки. Я ведь тебя спрашивал, где Тамара в настоящее время? Почему не ответил? Ты знаешь, Рая была больна две недели тяжело — ангиной. Я уверен, что не забываешь ее своими дружескими письмецами. Все же я надеюсь встретиться с тобой, авось тебя занесет в наши края. Мое письмо носит позывной характер: нельзя же, сыночек, забывать старика, был такой аккуратный парнишка, а теперь уже столько времени молчишь, как воды в рот набрал. «Правду» получаю, и читают мне от утра до вечера.