Том 3. Невинные рассказы. Сатиры в прозе - [38]

— Жаль, очень жаль будет, если этакого человека лишится отечество! — говорит Иван Фомич.

— Н-да… отечество! — повторяет Курилкин, по-видимому возвратившийся к прежнему раздумью.

— А еще говорят, что вельможи все горды да неприступны! — продолжает Иван Фомич, — ничуть не бывало!

— Это говорят те, ваше превосходительство, — весьма основательно замечает генерал Голубчиков, — которые настоящих-то вельмож и в глаза не видали. А вот как мы с вами и в халатике с ними посиживали, и трубочки покуривали, так действительно можем удостоверить, что вся разница между вельможей и обыкновенным человеком только в том состоит, что у вельможи в обхождении аромат какой-то есть…

— «Прохлады»! — ворчит сквозь зубы Корепанов.

— Наш князь, — вступается статский советник Генералов, — так тот больше все левой рукой действует. И на стул левой рукой указывает, и подает все левую руку.

— А что вы думаете? — говорит генерал Голубчиков, — ведь это именно правда, что у вельмож левая рука всегда как-то более развита!

— Я полагаю, что в этом свой расчет есть, — глубокомысленно замечает Иван Фомич.

— То есть не столько расчет, сколько грация, — возражает Голубчиков.

— Никак нет-с, ваше превосходительство, не грация, а именно расчет-с.

— Нет… зачем же непременно «расчет»? Я, напротив того, положительно убежден, что грация, — говорит Голубчиков, задетый за живое настойчивостью Ивана Фомича.

— А я, напротив того, положительно убежден, что расчет, и имею на это доказательства.

— Это очень любопытно!

— И именно я полагаю, что всякий вельможа хочет этим дать понять, что правая рука у него занята государственными соображениями.

— Ну-с… а левая рука тут зачем-с?

— А левая рука, как свободная от занятий, предлагается посетителям-с…

— Ну-с… а дальше что-с?

— Ну-с, а дальше то же самое!

— Та-а-к-с!

С прискорбием мы замечаем, что генералы наши не прочь посчитаться друг с другом. Известно нам, что между ними издревле существует худо скрытая вражда, основанием которой служит взаимное соперничество по части знакомства с вельможами. Поэтому, хотя мы и питаем надежды на деликатность генерала Голубчикова, но вместе с тем чувствуем, что еще одна маленькая капелька, и генеральское сердце безвозвратно преисполнится скорбью. Действительно, он взирает на Ивана Фомича с кротким, но горестным изумлением; Иван же Фомич не только не тронут этим, но, напротив того, устроил руки свои фертом и в этом положении как будто посмеивается над всеми громами и молниями. Положение делается до такой степени натянутым, что статский советник Генералов считает своею обязанностью немедленно вмешаться в это дело.

— Я думаю, ваше превосходительство, — обращается он к генералу Голубчикову, — что и в самой грации может быть расчет, точно так же как и в расчете может быть грация…

— Дело возможное! — отвечает генерал холодно, явно показывая, что он старый воробей, которого никакими компромиссами не надуешь.

Разговор снова заминается, и все мы чувствуем себя несколько сконфуженными. Холодность генерала свинцовой тучей легла на наше общество, и нет, кажется, столь сильного солнечного луча, который мог бы с успехом разбить эту тучу. Мы все знаем, что Голубчиков преамбициозный старик и что едва ли он не единственный из наших аристократов, о котором мы с уверенностью можем сказать, что он в один платок с вельможами сморкается. Все мы, прочие, в этих случаях более или менее прилыгаем, и если уверяем иногда, что при таких-то обстоятельствах такой-то князь сказал нам «ты» и назвал «любезнейшим», то этому можно верить и не верить. Но генерал Голубчиков действительно вполне чист в этом отношении, и если уж скажет, например, что однажды в его присутствии князь Петр Алексеевич учинил декольте, то никто не имеет повода усумниться, что это именно так и было. «И для чего бы Ивану Фомичу не уступить! — думаем мы, внутренно соболезнуя о происшедшем, — с одной стороны, Ивану Фомичу следовало бы сделать небольшую уступочку, а с другой, и генералу не мешало бы взглянуть на дело по-снисходительнее… и все было бы ладно, все было бы смирно и мирно и очень хорошо — так-то! А то вот дернула нелегкая — ахти-хти-хти!» Но покуда мы только рассуждаем, статский советник Генералов уже принимает действительные меры к замирению враждующих сторон. Он прежде всего начинает заигрывать с генералом Голубчиковым, как наболее неподатливым.

— Не получили ли чего-нибудь от графа насчет «этого» (крестьянского) дела, ваше превосходительство? — спрашивает он.

— Получил-с, — упорствует генерал в холодности.

— Ваше превосходительство всегда самые верные сведения иметь изволите, — не менее упорно продолжает заигрывать Генералов.

— Сам по себе я никаких сведений не имею, но конечно… доверие его сиятельства… одним словом, могу-таки в некоторых делах посодействовать…

— Как же-с, как же-с, ваше превосходительство! — ведь вы с графом-то даже несколько «свои»?

— Даже и не несколько, — отвечает генерал, постепенно смягчаясь, — потому что моя Анна Федоровна положительным образом приходится внучатной племянницей Прасковье Ивановне, а Прасковья Ивановна, как вам известно…

— Да, если кто заслужить у графа желает, так это именно что стоит только к Прасковье Ивановне дорогу найти! — восклицаем мы хором.