Том 3. Морские сны - [25]

Считается, что одежда из овечьей шкуры мехом наружу создает внутри микроклимат, защищает от малярии.

Утренний лоцман тоже имел вокруг себя козлиный или овечий микроклимат. Лоцман был весел и улыбчив. Он сразу дал нам понять, что сардинский язык непонятен даже итальянцам, состоит из множества диалектов и близок к латыни. Английских слов у лоцмана было процентов десять.

Но странность заключалась в том, что многое в его командах и в речи казалось знакомым, вспоминались почему-то площадь Искусств в Ленинграде, Большой Театр, Филармония и… вытрезвитель.

— Пьяно, мистер! — орал лоцман. — Андестенд? Ритэнуто! О'кей! Аллегро!

И опять:

— Пьяно! Мэсто!

Капитан сказал:

— Хорошо, что в детстве интеллигентные родители учили меня, болвана, музыке. — И дал команду: — Самый малый ход!

— Меццо фортэ, плиз, мастер! — орал лоцман и бегал с крыла на крыло мостика.

— Средний вперед! — почесав в затылке, скомандовал капитан.

Казалось, что лоцман должен возглавлять музыкальную самодеятельность Арбатакса.

Бетонные и каменные молы порта уже смыкались вокруг судна, они проходили весьма близко к бортам. Невольно вспоминался Сорри-док и искры, которые мы высекли из старых английских камней.

— Анкер! Сфорцандо!

— Отдать правый якорь! И не тяните на баке! Виктор Викторович, при швартовках ваше место, кажется, на корме.

Мое место было там, но я совсем забыл об этом. Очень уж все чудно звучало на мостике. Когда я летел по трапам на палубу, вдогонку понеслось:

— Виваче! Маркато!

Двое сардов в моторной шлюпке подходили к корме, чтобы принять швартов и тащить его на причал. Они орали неизменное для всех портов мира:

— Давай-давай!

И:

— Аллегро! Пронто!

И мне показалось, что я вплываю в «Ла Скала».

Для моряков визитная карточка страны — лоцман — таможенный чиновник — полицейский — морской агент — стивидор — докер. И главным здесь, бесспорно, является докер. Колорит нации внешний и внутренний. Что можно узнать о нации, когда считанные дни наблюдаешь чужих людей? Внешний вид и отношение к работе — вот единственное, что ты действительно видишь. Остальное — мираж.

«Отношение к работе» — я сказал неправильно. Надо было сказать: «манера работы».

К внешнему виду и манере работы я, как грузовой помощник капитана, добавил бы третью легко замечаемую характеристику: количество, качество и степень артистизма воровства. Я был в портах почти всех континентов и утверждаю, что воруют, плутуют, обманывают, врут и опять воруют всюду. Только всюду по-своему.

В шесть утра неистовый вопль доисторического чудовища вылетает из пасти целлюлозно-бумажной фабрики-комбината Арбатакса. За тысячную секунды вопль достигает своей высшей мощи, вопль вздымается над окрестными горами и встряхивает не только сардов-работяг, для которых он предназначен, ибо у последних редко есть часы, но и сами горы и суда в порту. Затем вопль делается все тоньше и отвратительнее. И в тот момент, когда ты чувствуешь, что сам сейчас заорешь, как какой-нибудь рядовой неандерталец, вопль обрывается.

Тишина сардинского утра после такого начала представляется райской.

В тишине райского утра возникает и нарастает треск мотороллеров.

Обратите внимание: лондонский докер приезжает на работу в метро или на ржавом велосипеде. Сардинский — на мотороллере. Сардинский крестьянин, живущий в селении Тортоли — а оно не очень близко от Арбатакса, — без мотороллера попасть на работу просто не может.

Первые мотороллеры — желтые, зеленые, синие — появляются на желтой дамбе, ведущей к причалу. Еще все вокруг в утренних сумерках, но цвета видны отчетливо. Воздух прозрачен. Полыхает маяк на вершине ближней горы. Корячатся на дюнах неаполитанские сосны и огромные кактусы. Прохладно.

С палуб от слегка подсушенной солнцем осины пахнет грибами.

«На римском рынке сардинские рабы всегда были самыми дешевыми вследствие неукротимости характера, строптивости и неспособности к подневольному труду.

Вероломство сардов вошло в пословицу».

Вероломные сарды ставят мотороллеры в ряд на причале Ванхиния — Овест.

У какого грузового помощника сердце не вздрогнет, когда он узнает, что его пять тысяч сто одиннадцать тонн осины будут выгружать люди неукротимые, строптивые и неспособные к подневольному труду? А труд в капиталистическом государстве, как всем известно, подневольный.

Для начала я приказываю зажечь люстры на палубах — все-таки еще сумерки, хотя солнце тронуло дальние пики сардинского хребта, где в пещерах жили прапрадеды тех парней, которые поднимаются сейчас на борт. В древние времена этот горный кряж даже назывался Безумные горы — вероятно, в связи с дикими свойствами местности и разбойничьим характером населения.

Ну, серповидные крюки, конечно, на левом плече каждого.

Одеты в комбинезоны или плисовые брюки и рубахи. Много здоровее, крупнее англичан. И главное, что бросается в глаза, бьет даже по глазам, — задницы сардов. Как будто в каждый комбинезон ниже пояса засунуто по два астраханских арбуза. Степень волосатости тоже очень высокая. Кажется, шерсть на ляжках пробивается даже сквозь грубую ткань комбинезонов.

Молодежь. И прекрасные рожи деревенских парней. Отличные улыбки. Зевают и чешутся, как любые грузчики утренней смены. Корзиночки, мешочки в руках. И никаких бутылей с вином, таких обычных на итальянской земле. И по этому признаку делается ясно — да, здесь не Италия.