Том 3. Карлссон, который живет на крыше - [124]
Ой, до чего мы обрадовались! Мы пили какао и ели пирожные — ну, столько, сколько хотели, и мы сидели на зеленом диване у Карлмана, а вокруг была толпа людей, которые гудели и болтали, и у всех были пакеты с рождественскими подарками, которые они покупали. А на улице шел снег, а в пирожных было полным-полно сливок, и день был такой веселый! К нам подошла тетенька, которую зовут фру Фриберг, и начала болтать с папой. Мы с Юнасом сидели молча, но эта Лотта! Она болтала почище фру Фриберг! Тогда папа сказал:
— Лотта, не смей болтать, когда болтают взрослые, подожди, пока они кончат.
— Хо-хо, — воскликнула Лотта. — Думаешь, я не ждала? Ждала, но ничего не получается. Ведь они никогда не кончат болтать!
Тогда фру Фриберг засмеялась и сказала, что теперь ей пора домой, печь рождественские перцовые пряники.
Мы тоже пекли перцовые пряники, хотя только на следующий день. Ой, мы напекли их столько, что у нас с Юнасом и Лоттой у каждого было по полной жестяной коробке, а пекли мы их абсолютно сами. Все коробки мы держали в детской и обещали приберечь перцовые пряники к сочельнику. Но Лотта съела свои в тот же день и не стала есть на обед капустно-картофельное пюре.
— Они, может, все равно испортятся до сочельника, — сказала Лотта.
Однако потом она каждый день клянчила у меня и Юнаса перцовые пряники и говорила:
— Подай мне милостыню!
Потом настал сочельник, а сочельник — это самый веселый день в году. И вот что мы делали в сочельник: как только проснулись, помчались на кухню, а там мама уже варила кофе, а потом мы все вместе сидели перед камином в общей комнате и пили кофе, хотя обычно нам его не дают. А еще нам дали шафрановые булочки и перцовые пряники, и еще — клецки. А рождественская елка так ужасно чудесно благоухала. Как только мы выпили кофе, мы с папой, Юнасом и Лоттой нарядили елку, а мама готовила в кухне селедочный салат.
— В нашем доме так красиво, — сказал Юнас. — Мне кажется, он — самый праздничный во всем городе!
— И пахнет здесь вкуснее, чем у всех, — добавила Лотта.
Мама вырастила много-премного белых гиацинтов, которые так дивно благоухали, а еще повсюду в доме было полным-полно свечей, и все выглядело иначе, чем всегда, и пахло иначе. Я думаю, на Рождество вообще пахнет иначе.
Мы много ели целый день, и мы ели в кухне и макали хлеб в котелок у плиты.
А после полудня мы с мамой были у тетушки Берг, преподнесли ей рождественские подарки. И она нас угостила конфетами из патоки и жареным миндалем. А Лотта получила в подарок хорошенькую красную шапочку, которую связала для нее тетушка Берг.
— Теперь я почти как юльтомте[27], — сказала Лотта.
Но она им все же не была. Потому что вечером явился взаправдашний юльтомте. Он затопал ногами в прихожей, забарабанил в дверь и вошел к нам с мешком за плечами, доверху набитым рождественскими подарками.
— Мне незачем спрашивать, есть ли здесь послушные дети, — сказал юльтомте. — Потому что я вижу: это у них на лице написано.
А потом обратился к Лотте:
— Берегись, смотри, чтоб у тебя глаза на лоб не вылезли.
Потому что Лотта не спускала с него глаз, ставших совершенно круглыми и огромными.
Затем юльтомте вышел и вернулся обратно с большим свертком, в котором были мои лыжи, и еще с одним большим свертком, в котором были санки для Лотты. Но Лотта все время молчала и не двигалась, пока юльтомте не ушел.
— Почему ты все время молчишь, Лотта? — спросила мама.
— У меня щекочет в животе, когда я вижу юльтомте, — сказала Лотта, — фи, Франссон, как у меня щекочет в животе!
В сочельник нам не надо ложиться спать, пока мы сами не захотим. Мы ели орехи и апельсины, сидя у камина, и мы танцевали вокруг елки; все было так чудесно! А назавтра, на Рождество, мы пошли к рождественской заутрене. Рождественский сноп во дворе был весь засыпан снегом, но мы отряхнули его, чтобы воробьи могли поклевать зернышки, а потом пошли к рождественской заутрене. На небе сияли звезды, поэтому я больше всего люблю звезды, хотя солнце и луна тоже хороши. Когда звезды светят над улицей Бузотеров, она кажется такой удивительной! Почти во всех домах горели свечи, все было красиво и чудесно! Высоко-высоко над самой крышей ратуши светила звезда, это была самая большая звезда, какую я только в жизни видела.
— Это, верно, рождественская звезда, — сказала Лотта.
Лотта с Улицы Бузотеров
(Перевод Л. Брауде)
Все так злятся на Лотту
— Они били моего Бамсе! — закричала Лотта, когда мама вошла посмотреть, почему Лотта ревет в кроватке в восемь часов утра.
— Кто бил твоего Бамсе? — спросила мама.
— Юнас и Миа Мария! — закричала Лотта.
— Милая Лотта, тебе это только приснилось, — сказала мама. — Юнас и Миа Мария ушли в школу. У них и времени не было лупить твоего Бамсе!
— Все равно они лупили его, хоть у них и времени не было! — кричала Лотта, похлопывая бедного Бамсе.
Бамсе был маленький толстый поросенок, которого мама сшила из розовой материи и подарила Лотте, когда ей исполнилось три года. Тогда Бамсе был чистый, розовый и красивый, а теперь — грязный и действительно похож на настоящего маленького поросенка. Однако Лотта думала, что он медведь, и поэтому назвала его Бамсе-Мишка, хотя Юнас сказал:
