Том 3. Карлссон, который живет на крыше - [111]

«Нужно признать, что этот мальчик несколько необычен. Он болтал как-то бессвязно, на вопросы отвечал странно и даже не пожелал сказать, как зовут его родителей. „Мамулька у меня — мумия, а папашка — Ион Плунт“ — это все, что мы могли вытянуть из него. Плунт напоминает что-то английское. Возможно, отец мальчика — англичанин. Во всяком случае, как мы поняли из болтовни ребенка, он знаменитый летчик. Очевидно, интерес к полетам сын унаследовал от отца. Мальчик тут же потребовал вознаграждение. „Это я должен получить награду, — сказал он, — а вовсе не Филле и Рулле или еще какой-нибудь воришка“. Он пожелал, чтобы всю сумму ему выдали пятиэровыми монетами. „Ведь только пятиэровики и есть настоящие деньги“, — заявил он. Он удалился от нас с карманами, битком набитыми пятиэровыми монетами. Остальное он скоро заберет, когда придет к нам с тележкой. „И не вздумайте куда-нибудь подевать мои деньги, — пригрозил он, — а не то явится скрагга и заберет вас“. Мы познакомились с занятным индивидуумом, хотя и не все поняли из того, что он нам сказал. „Запомните, — добавил он на прощание, — что вы заплатили мне всего лишь за один большой палец на ноге“».

С этими словами он вылетел в окно и умчался в направлении Васастана.

«Как ни странно, мальчик не носит фамилии своего отца — Плунт. Поэтому он и отказался нам ее сообщить. Он также запретил нам публиковать в газете его имя. „Малыш этого не хочет“, — сказал он. По-видимому, малыш — это его младший братишка, которого он очень любит. Стало быть, мы не имеем права называть его имя. Намекнем лишь, что начало его „Карл“, а окончание — „сон“. Ведь если человек не хочет, чтобы его имя упоминали в газете, то он имеет на это право.

Поэтому мы и называем этого мальчика просто „мальчик“, а не „Карлссоном“, как его зовут на самом деле».

— По-видимому, Малыш — его младший братишка, — пробормотал Малыш и снова всхлипнул. Потом он подошел к сигнальному проводу и со злостью дернул его. Сигнал означал: «Иди сюда!»

И Карлссон явился. С жужжанием он влетел в окно, возбужденный и веселый, как шмель.

— А что, в газетах сегодня не пишут ничего особенного? — лукаво спросил он и вырыл персиковую косточку. — Если в самом деле есть что-то стоящее, прочитай мне!

— И не стыдно тебе!? — воскликнул Малыш. — Неужели ты не понимаешь, что все испортил? Теперь нас с тобой никогда не оставят в покое.

— А кто, по-твоему, хочет, чтобы его оставили в покое? — спросил Карлссон, вытирая свои запачканные в земле руки о пижаму Малыша. — Все должно быть хейсан-хоппсан-хоп-ля-ля! Иначе я не играю, сам знаешь. Ну, давай читай!

И Малыш стал читать, а Карлссон тем временем летал взад-вперед перед зеркалом и любовался собой. Малыш пропустил слова «невероятно толстый» и все, что могло огорчить Карлссона, но остальное прочитал от начала до конца, и Карлссон прямо-таки раздулся от восторга.

— С занятным индивидуумом, то есть со мной! Да, чистую правду написали в этой газете.

— «По-видимому, Малыш — это его младший братишка, которого он очень любит», — прочитал Малыш и робко взглянул на Карлссона. — Что, это тоже правда?

Карлссон остановился на секунду, чтобы подумать.

— Да, как ни странно, — словно бы нехотя признался он. — Подумать только, что можно любить такого маленького глупого мальчишку! Это могу только я по своей доброте, ведь я самый добрый и хороший… ну, читай дальше!

Но Малыш не мог читать, в горле у него стоял комок. Подумать только, Карлссон на самом деле любил его! Тогда все остальное неважно, пусть будет как будет!

— Ведь правда здорово, что я велел этим газетчикам не писать, как меня зовут? — спросил он. — Это ради тебя я действую тайно, ужасно тайно.

Потом он схватил газету и стал любоваться фотографиями.

— До чего же я красивый, с ума сойти можно, — сказал он. — И в меру упитанный, просто даже не верится, погляди сам!

Он сунул газету под нос Малышу, потом снова потянул ее к себе и с чувством поцеловал снимок, на котором он показывал стартовую кнопку.

— Ха, мне просто хочется кричать «Ура!», когда я смотрю на свое фото.

Но Малыш вырвал газету у него из рук.

— Ни фрёкен Бокк, ни дядя Юлиус не должны видеть эту газету, — сказал он. — Ни за что на свете!

Он запрятал газету подальше в свой ящик. Минуту спустя дядя Юлиус сунул нос в комнату Малыша и спросил:

— Газета у тебя, Малыш?

Малыш покачал головой:

— Нет, не у меня!

— Ведь она была не у тебя, а в ящике стола, — объяснил позднее Карлссон.

Впрочем, дядя Юлиус, судя по всему, не очень-то жаждал читать газету. Видно, мысли у него были о другом, о чем-то более приятном. Потому что вид был у него необычно веселый. И к тому же он спешил на прием к доктору. В последний раз. Через несколько часов дядя Юлиус собирался ехать домой в Вестерйётланд.

Фрёкен Бокк помогла ему надеть пальто. Малыш и Карлссон слышали, как она наставляла его. Мол, нужно хорошенько застегнуться, беречь горло, остерегаться машин на улице и не курить так рано утром.

— Что это с Домокозлючкой? — удивился Карлссон. — Никак, она решила, что он ее муж?

Да уж, этот день был на самом деле полон неожиданностей.

Стоило дяде Юлиусу уйти, как фрёкен Бокк бросилась к телефону кому-то звонить. И так как она говорила громко, Карлссон и Малыш слышали каждое ее слово.