Том 3. Чёрным по белому - [56]
— Так на своем же, — резонно возразил я.
— Странный ракурс.
— Вы думаете? Этот? Я его сделаю пожелтее.
— Причем тут «желтее». Ракурс от цвета не зависит.
— Не скажите. Покойный Куинджи утверждал противное.
— Гм!.. Может быть, может быть… Вы не находите, что на левой ноге один палец немного… лишний?..
— Где? Ну, что вы! Раз, два, три, четыре, пять… шесть… А! Это тень. Это я тень так сделал… Впрочем, можно ее и стереть.
— Конечно, можно. Только вы напрасно все тело пишете индейской желтой.
— «Вот осел-то» подумал я. — «Телесной краски, говорит, нет, а потом сам-же к цвету придирается».
— Я вижу, — саркастически заметил я, — что вам просто моя работа не нравится.
— Помилуйте, — деликатно возразил Саша. — Я этого не говорю. Чувствуется искание… новых форм. Рисунок, правда, сбит, линия хромает, но… Теперь, вообще, ведь, всюду рисунок упал.
И он, с неожиданной откровенностью, закончил:
— Сказать вам откровенно: сколько я ни наблюдаю — живопись теперь падает. Мою жену часто приходят писать художники. Вот так же, как вы. И что же! У меня осталось несколько их карандашных рисунков, по которым вы смело можете сказать, что живописи в России нет. Мне это больно говорить, но это так! Поглядите-ка сюда!
Он вытащил из угла огромную папку и стал показывать мне лист за листом.
— Извольте видеть. С самого первого дня, как жена поместила объявление о своем позировании — к нам стали являться художники, но что это все за убожество, бездарность и беспомощность в рисунке! О колорите я уже не говорю! Полюбуйтесь! И эти люди — адепты русского искусства, призванные насаждать его, развивать художественный вкус толпы. Один молодец — вы видите — рисует левую руку на пол-аршина длиннее правой. И как рисует! Ни чувства формы, ни понятия о ракурсе! Так, ей Богу, рисуют гимназисты первого класса! У этого голова сидит не на шее, а на плече, живот спустился на ноги, а ноги — найдите-ка вы, где здесь колено? Вы его днем с огнем не сыщете. И ведь пишут не то что зеленые юноши! Большею частью люди на возрасте или даже старики, убеленные сединами. Как они учились? Каков их художественный багаж? Вы не поверите, как все это тяжело мне. Мы с женой искренно любим искусство, но разве это — искусство?!
Действительно, никогда мне не приходилось видеть большего количества уродов, нарисованных беспомощной рукой пьяного или ребенка: искривленные ноги, вздутые животы, глаза, вылезшие на лоб, и губы, тянущиеся наискось от уха к подбородку.
Бедная Катя!
Я бросил косой взгляд на свой этюд, вздрогнул и сказал с тайным ужасом:
— Ну, я пойду… Докончим это когда-нибудь… после…
Саша ушел в свою комнату. Катя закуталась в халатик, подошла к моему этюду, и вдруг — залилась слезами.
— Что с вами, милая?! Что такое?
— Я не понимаю: зачем он меня успокаивает, зачем деликатничает! Кто?
— Саша. Я сама вижу, я все время, на всех рисунках вижу, какая я отвратительная, безобразная. А он говорить: «Нет, нет — ты красива, а только тебя не умеют рисовать». Ну, предположим, один не умеет, другой, третий, но почему же — все?!!
Желтая простыня
Настоящий купальный сезон еще не начинался, но, несмотря на это, весь пляж, окруженный с трех сторон кабинками, был усеян ленивыми, полузасыпанными песком, фигурами, которые, как ящерицы на солнце, замерли в каменной неподвижности.
Курорт был итальянский и, поэтому, купальщики лениво перекликались между собою на немецком, английском, польском и французском языке — на всех языках, кроме итальянского.
Где купаются итальянцы, и купаются ли они, вообще совершенно неизвестно.
Эта мысль занимала меня не менее часу, потому что голова, припекаемая солнцем, работает вяло, медленно, и, вообще, отвратительно.
Думаю, что я дремал…
Неожиданно уха моего коснулась чистейшая русская речь.
Разговаривали две фигуры, закутанные с головой в купальные халаты и простыни — два бесформенных безголовых тела.
— Славный мальчишка! — прогудел голос из-под желтой простыни.
— Это вы о котором говорите? О том, что сей час возится с няней на песке? В синем полосатом костюмчике?
— Да, да. Превосходный мальчишка.
— Тот, кто сейчас посыпает себе голову песком из ведерка? — переспросила точная белая простыня.
— Ну, да! Этот самый.
— Да, знаете ли, — удовлетворенно согласилась белая простыня. — Я должен им гордиться. Ха-ха!
— Почему вы… должны гордиться?
— Потому что этот мальчишка — дело рук моих.
— Черт подери! Не хотите ли вы сказать, что это ваш сын?
— Это бы не штука! Дело не в этом. Он физический сын своего законного отца с матерью, но настоящий его творец, все-таки — я!
— Не случился ли с вами солнечный удар?.. А?
— Вот вам и удар. История презабавная — хотите расскажу?
— До завтрака управимся?
— С головой. Слушайте!
«Года четыре тому назад пришлось мне болтаться на этом же курорте. Было прескучно, и если бы не товарищ, который разделял со мной это заточение — какой-нибудь крюк давно бы уже гнулся под моей тяжестью…
Однажды, сидим мы с ним после обеда на террасе, потягиваем какое-то здешнее пойло — я и спрашиваю, оторвавшись от соломинки:
— Отчего ты не женился до сих пор?
— Не судьба.
— Что-о?
— Не судьба!
Я говорю нравоучительно:
Как отметить новогодние праздники так, чтобы потом весь год вспоминать о них с улыбкой? В этой книге вы точно найдёте пару-тройку превосходных идей! Например, как с помощью бутылки газировки победить в необычном состязании, или как сделать своими руками такой подарок маме, которому ужаснётся обрадуется вся семья, включая кота, или как занять первое место на конкурсе карнавальных костюмов. Эти и другие весёлые новогодние истории рассказали классики и современники — писатели Аркадий Аверченко, Михаил Зощенко, Н.
Аркадий Аверченко – «король смеха», как называли его современники, – обладал удивительной способностью воссоздавать абсурдность жизни российского обывателя, с легкостью изобретая остроумные сюжеты и создавая массу смешных положений, диалогов и импровизаций. Юмор Аверченко способен вызвать улыбку на устах даже самого серьезного читателя.В книгу вошли рассказы, относящиеся к разным периодам творчества писателя, цикл «О маленьких – для больших», повесть «Экспедиция в Западную Европу сатириконцев…», а также его последнее произведение – роман «Шутка мецената».
Жанр святочных рассказов был популярен в разных странах и во все времена. В России, например, даже в советские годы, во время гонений на Церковь, этот жанр продолжал жить. Трансформировавшись в «новогоднюю сказку», перейдя из книги в кино, он сохранял свою притягательность для взрослых и детей. В сборнике вы найдёте самые разные святочные рассказы — старинные и современные, созданные как российскими, так и зарубежными авторами… Но все их объединяет вера в то, что Христос рождающийся приносит в мир Свет, радость, чудо…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Утро. Кабинет одного из петербургских адвокатов. Хозяин что-то пишет за письменным столом. В передней раздается звонок, и через несколько минут в дверях кабинета появляется, приглаживая рукою сильно напомаженные волосы, еще довольно молодой человек с русой бородкой клином, в длиннополом сюртуке и сапогах бурками…».
Соседка по пансиону в Каннах сидела всегда за отдельным столиком и была неизменно сосредоточена, даже мрачна. После утреннего кофе она уходила и возвращалась к вечеру.
Алексей Алексеевич Луговой (настоящая фамилия Тихонов; 1853–1914) — русский прозаик, драматург, поэт.Повесть «Девичье поле», 1909 г.
«Лейкин принадлежит к числу писателей, знакомство с которыми весьма полезно для лиц, желающих иметь правильное понятие о бытовой стороне русской жизни… Это материал, имеющий скорее этнографическую, нежели беллетристическую ценность…»М. Е. Салтыков-Щедрин.
«Сон – существо таинственное и внемерное, с длинным пятнистым хвостом и с мягкими белыми лапами. Он налег всей своей бестелесностью на Савельева и задушил его. И Савельеву было хорошо, пока он спал…».
В шестой том сочинений А.Аверченко включены произведения, изданные в 1923–1925 гг. в сборниках: «Смешное в страшном» (1923), «Записки Простодушного. „Я в Европе“» (1923), «Отдых на крапиве» (1924), «Рассказы циника» (1925) и единственный роман писателя «Шутка Мецената», написанный в 1923 г. и опубликованный посмертно в 1925 г.http://ruslit.traumlibrary.net.
В четвертый том сочинений А. Аверченко вошли сборники произведений, впервые опубликованные в 1914–1917 гг.: «Сорные травы» (1914), «Записки театральной крысы», «Волчьи ямы», «Шалуны и ротозеи» (1915), «Позолоченные пилюли» (1916), «О маленьких — для больших» (1916), «Синее с золотом» (1917).Яркая сатирическая книга «Сорные травы», выпущенная автором под псевдонимом Фома Опискин в 1914 г., с тех пор не переиздавалась. Рассказы и фельетоны, вошедшие в этот том, не утратили своей актуальности и представляют интерес для современного читателя.http://ruslit.traumlibrary.net.
Собрание сочинений русского писателя-юмориста Аркадия Тимофеевича Аверченко (1881–1925) открывается томом, в который вошли сборник его произведений «Веселые устрицы» (1910) и две первые книги его трехтомника «Рассказы (юмористические)» (1910–1911).Яркий талант писателя, его литературное мастерство в полной мере воплотилось в остроумных рассказах, вошедших в этот том.http://ruslit.traumlibrary.net.
В пятый том сочинений А. Аверченко включены рассказы из сборников «Караси и щуки» (1917), «Оккультные науки» (1917), «Чудеса в решете» (1918), «Нечистая сила» (1920), «Дети» (1922), «Кипящий котел» (1922). В том также вошла повесть «Подходцев и двое других» (1917) и самая знаменитая книга эмигрантского периода творчества Аверченко «Дюжина ножей в спину революции» (1921).http://ruslit.traumlibrary.net.