Том 3. Чёрным по белому - [55]
— Вы на счет позирования? Да? Художник?
«Пора переходить на фривольный тон», — подумал я.
— Художник? Ну, что вы! Хе-хе! Откуда вы могли догадаться, что я художник?
Она засмеялась.
— Вот тебе раз! А зачем бы вы тогда пришли, если не художник. В академии?
— Нет, не в академии, — вздохнул я. — Не попал.
— Значить, в частной мастерской. У кого?
Я общительно погладил ее руку.
— Какая вы милая! А вот догадайтесь!
— Да как же можно догадаться… Мастерских много. Вы можете быть и у Сивачева, и у Гольдбергера, и у Цыгановича. Положим, у Цыгановича скульптура… Ну, еще кто есть?… Перепалкин, Демидовский, Стремоухов… У Стремоухова, да? Вижу по вашим глазам, что угадала.
— Именно, у Стремоухова, — подтвердил я. — Конечно, у него.
Она оживилась.
— А! У Василья Эрастыча! Ну, как он поживает?
— Да ничего. Пить начал, говорят.
— Начал? Да он, кажется, лет двадцать, как пьет.
— Ну? Эх, Стремоухов, Стремоухов! А я и не знал. Думал сначала: вот скромник.
— Вы ему от меня кланяйтесь. Я его давно не видала… С тех пор, как он с меня «девушку со змеей» писал. Я ведь давно позирую.
— Да вы серьезно позируете? — печально спросил я
— То есть, как серьезно? А как же можно иначе позировать?
— Я хотел сказать: не устаете?
— О, нет. Привычка.
— И, неужели, совсем раздеваетесь?
— Позвольте… А то как же?
— Как же? Я вот и говорю: не холодно?
— О, я позирую только дома, а у меня всегда 16 градусов. Если хотите, мы сейчас можем поработать. Вам лицо, бюст, или тело?
— Да, да! Конечно!! С удовольствием. Я думаю — тело. Без сомнения, тело.
— У вас ящик в передней?
— Какой… ящик?
— Или вы с папкой пришли? Карандаш?
— Ах, какая жалость! Ведь я забыл папку-то. И карандаш забыл.
Я помедлил немного и сказал, обращая мысленно взоры к своим патронам: Байрону и Бенвенуто Челлини:
— Ну, да это ничего, что с пустыми руками… Я…
— Конечно, ничего, — засмеялась молодая женщина. — Мы это сейчас устроим. Александр!! Саша!
Дверь, ведущая в соседнюю комнату, скрипнула… Показалось добродушное лицо молодого блондина; в руке он держал палитру.
— Вот, познакомьтесь: мой муж. Он тоже художник. Саша! Твой рассеяный коллега пришел меня писать и забыл дома не только краски и холст, но и карандаш и бумагу. Ох, уж эта богема! Предложи ему, что нибудь…
Я испугался:
— Да что вы! Мне неловко… Очень приятно познакомиться… Я уж лучше домой сбегаю. Я тут… в трех шагах. Я… как это называется…
— Да зачем же? Доска есть, карандаши, кнопки бумага. Впрочем, вы, может быть, маслом хотели?
— Маслом. Конечно, маслом.
— Так пожалуйста! У меня много холстов на подрамниках. По своей цене уступлю. Катя, принеси!
Эта проклятая Катя успела уже раздеться, без всякого стеснения, будто она одна была в комнате. Сложена она была, действительно, прекрасно, но я почти не смотрел на нее. Шагала она по комнате, как ни в чем не бывало. Ни стыда у людей, ни совести.
Тяжесть легла мне на сердце и придавила его.
— Поколотит он меня, этот художественный назойливый болван, — подумал я печально. — Подумаешь, жрецы искусства!
Катя притащила ящик с красками, холст и еще всякую утварь, в которой я совершенно не мог разобраться.
Муж ее развалился на диване и, глядя в потолок, закурил папироску, а она отошла к окну.
— Поставьте меня, — сказала эта бесстыдница.
— Сами становитесь, — досадливо проворчал я.
Она засмеялась.
— Я же не знаю, какая вам нужна поза.
— Ну, станьте так.
Я показал ей такую позу, приняв которую, она через минуту должна была замертво свалиться от усталости.
Но эта Катя была выкована из стали. Она стала в позу и замерла…
— Что вы делаете? — удивленно сказал муж Саша. — Вы не из того конца тюбика выдавливаете краску.
— Вы уверены? — нагло засмеялся я. — Покойный профессор Якоби советовал выдавливать краску именно отсюда. Тут она свежее.
— Да ведь краска будет сохнуть!
— Ничего. Водой после размочим.
— Водой?… Масляную краску?!
— Я говорю «водой» в широком смысле этого слова. Вообще — жидкостью… Вот странная вещь, — перебил я сам себя. — Все краски у вас есть, а телесного цвета нет.
— Да зачем вам телесный цвет? Такого и не бывает.
— Вы так думаете!? В… Художественных письмах Александра Бенуа прямо указывается, что тело лучше всего писать телесным цветом.
— Позвольте… Да вы писали когда-нибудь масляными красками?
— Сколько раз! Раз десять, если не больше.
— И вы не знаете смешения красок?
— Я-то знаю, но вы, я вижу, не читали многотомного труда члена дрезденской академии искусств, барона Фокса, «Искусство не смешивать краски».
— Нет, этого я не читал.
— То-то и оно. А что же тут нет кисточки на конце? Одна ручка осталась и шишечка…
— Это муштабель. Неужели, вы не знаете, что это такое?
— Я-то знаю, но вы, наверное, не читали «Записок живописца» Шиндлера-Барнай, в которых… Впрочем не будем отрываться от работы.
— Подвигается? — спросил Саша.
— Да… понемногу. Тише едешь, дальше будешь, как говорится. Саша встал и взглянул из-за моего плеча на холст.
— Гм!
— Что? Нравится?
— Это… очень… оригинально. Я бы сказал — даже не похоже.
— Бывают разные толкования, — успокоил я. — Золя сказал: «Жизнь должна преломляться сквозь призму мировоззрения художника».
— Так-то оно так… Но вы замечаете, что у нее грудь — на плече?
Как отметить новогодние праздники так, чтобы потом весь год вспоминать о них с улыбкой? В этой книге вы точно найдёте пару-тройку превосходных идей! Например, как с помощью бутылки газировки победить в необычном состязании, или как сделать своими руками такой подарок маме, которому ужаснётся обрадуется вся семья, включая кота, или как занять первое место на конкурсе карнавальных костюмов. Эти и другие весёлые новогодние истории рассказали классики и современники — писатели Аркадий Аверченко, Михаил Зощенко, Н.
Аркадий Аверченко – «король смеха», как называли его современники, – обладал удивительной способностью воссоздавать абсурдность жизни российского обывателя, с легкостью изобретая остроумные сюжеты и создавая массу смешных положений, диалогов и импровизаций. Юмор Аверченко способен вызвать улыбку на устах даже самого серьезного читателя.В книгу вошли рассказы, относящиеся к разным периодам творчества писателя, цикл «О маленьких – для больших», повесть «Экспедиция в Западную Европу сатириконцев…», а также его последнее произведение – роман «Шутка мецената».
Из сборника «О хороших, в сущности, людях!», Петербург, 1914 год.
Жанр святочных рассказов был популярен в разных странах и во все времена. В России, например, даже в советские годы, во время гонений на Церковь, этот жанр продолжал жить. Трансформировавшись в «новогоднюю сказку», перейдя из книги в кино, он сохранял свою притягательность для взрослых и детей. В сборнике вы найдёте самые разные святочные рассказы — старинные и современные, созданные как российскими, так и зарубежными авторами… Но все их объединяет вера в то, что Христос рождающийся приносит в мир Свет, радость, чудо…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Утро. Кабинет одного из петербургских адвокатов. Хозяин что-то пишет за письменным столом. В передней раздается звонок, и через несколько минут в дверях кабинета появляется, приглаживая рукою сильно напомаженные волосы, еще довольно молодой человек с русой бородкой клином, в длиннополом сюртуке и сапогах бурками…».
Соседка по пансиону в Каннах сидела всегда за отдельным столиком и была неизменно сосредоточена, даже мрачна. После утреннего кофе она уходила и возвращалась к вечеру.
Алексей Алексеевич Луговой (настоящая фамилия Тихонов; 1853–1914) — русский прозаик, драматург, поэт.Повесть «Девичье поле», 1909 г.
«Лейкин принадлежит к числу писателей, знакомство с которыми весьма полезно для лиц, желающих иметь правильное понятие о бытовой стороне русской жизни… Это материал, имеющий скорее этнографическую, нежели беллетристическую ценность…»М. Е. Салтыков-Щедрин.
«Сон – существо таинственное и внемерное, с длинным пятнистым хвостом и с мягкими белыми лапами. Он налег всей своей бестелесностью на Савельева и задушил его. И Савельеву было хорошо, пока он спал…».
В шестой том сочинений А.Аверченко включены произведения, изданные в 1923–1925 гг. в сборниках: «Смешное в страшном» (1923), «Записки Простодушного. „Я в Европе“» (1923), «Отдых на крапиве» (1924), «Рассказы циника» (1925) и единственный роман писателя «Шутка Мецената», написанный в 1923 г. и опубликованный посмертно в 1925 г.http://ruslit.traumlibrary.net.
В четвертый том сочинений А. Аверченко вошли сборники произведений, впервые опубликованные в 1914–1917 гг.: «Сорные травы» (1914), «Записки театральной крысы», «Волчьи ямы», «Шалуны и ротозеи» (1915), «Позолоченные пилюли» (1916), «О маленьких — для больших» (1916), «Синее с золотом» (1917).Яркая сатирическая книга «Сорные травы», выпущенная автором под псевдонимом Фома Опискин в 1914 г., с тех пор не переиздавалась. Рассказы и фельетоны, вошедшие в этот том, не утратили своей актуальности и представляют интерес для современного читателя.http://ruslit.traumlibrary.net.
Собрание сочинений русского писателя-юмориста Аркадия Тимофеевича Аверченко (1881–1925) открывается томом, в который вошли сборник его произведений «Веселые устрицы» (1910) и две первые книги его трехтомника «Рассказы (юмористические)» (1910–1911).Яркий талант писателя, его литературное мастерство в полной мере воплотилось в остроумных рассказах, вошедших в этот том.http://ruslit.traumlibrary.net.
В пятый том сочинений А. Аверченко включены рассказы из сборников «Караси и щуки» (1917), «Оккультные науки» (1917), «Чудеса в решете» (1918), «Нечистая сила» (1920), «Дети» (1922), «Кипящий котел» (1922). В том также вошла повесть «Подходцев и двое других» (1917) и самая знаменитая книга эмигрантского периода творчества Аверченко «Дюжина ножей в спину революции» (1921).http://ruslit.traumlibrary.net.