Том 3. Человек-амфибия. Подводные земледельцы - [98]

Глава 22 Друзья – враги

Поворачиваясь перед аппаратом, Борис Григорьевич продолжал:

– Химики – народ особенный. Вы думаете, химия наука? Нет, химия – это миросозерцание. Я вижу все совсем иначе, чем вы. Вы видите, например, охру и говорите, что это желтая краска, та самая, которой натирают паркетные полы. А для меня это железо, сгоревшее в огне кислородного горения. Вы не замечаете, что весь мир объят страшным пожаром кислородного горения, – а я вижу этот страшный неугасимый пожар. Вы ходите по глине, и для вас она только глина А для меня это алюминий, сгоревший в огне кислородного горения, окислившийся, что одно и то же. Если бы не кислород, вы ходили бы не по глине, а по горам алюминия. И нам пришлось бы и горшки и печки делать из чистейшего алюминия. Да, все металлы, все почти элементы мира сгорают в огне кислорода. И мы также сгораем. Вы говорите – старость, а я говорю – горение. Вы говорите – человек умер, я говорю – сгорел.

Вот я и обсох. Хорошо! Да, о чем я? Приехали сюда – опять несчастье. Но в этом уж Аленка виновата. Она химичка, но с биологическим уклоном. Ну вот, потащила меня покататься на лодке. Планктон, видите ли, ее интересует.

– Борис Григорьевич, но ведь вы сами… – начала девушка.

– Молчи, Аленка, молчи! Я пятьдесят два года Борис Григорьевич, а такой непоседы не встречал. Одним словом, наняли какого-то китайца или японца – я их плохо различаю, – поехали или поплыли, как у вас там говорится. Драги, шесты, сачки, крючки, все как следует. Плывем. И вдруг какой-то морской дуралей, акула или спрут, приняв наш инструмент, вероятно, за аппетитную приманку, так дернул за шест, что все мы полетели в воду.

– Борис Григорьевич, – решился прервать многоречивого собеседника Конобеев. – Вы меня простите, старика. Это я – дуралей морской и есть. Я вас чуть не потопил. Случай такой вышел. У нас японцы рыбу да водоросли воруют…

– Хе-хе-хе! – вдруг неожиданно высоким тоном засмеялся Масютин. – Поймали рыбку, да не ту? Макар Иванович, вы тут ни при чем, это все планида моя надо мною шутит. Я уже говорил вам, что со мной происходят самые невероятные вещи.

– А черта вы когда-нибудь видели, если с вами такое невероятное приключается? – неожиданно спросил Ванюшка.

– Черта? – удивленно протянул Масютин. – Нет, черта не видел.

– Вы забыли, Борис Григорьевич, – отозвалась Пулкова. – А помните в пещере?..

– Да, да, в самом деле! Чем не черт? Эдакий черноносый нас испугал.

– Так это ж я! – сказал Ванюшка. Аленка всплеснула руками.

* * *

Появление гостей взволновало жителей Гидрополиса. Обитатели торжественно собрались в столовой за обеденным столом и начали рассуждать о том, куда удобнее поместить гостей. Масютин настаивал, что он будет жить на берегу с Аленкой и приходить к ним в гости.

– Если я поселюсь у вас, то со мной, а значит, и со всем вашим подводным домом, непременно стрясется какое-нибудь несчастье: либо «рыба-кит» проглотит вас, либо пожар приключится.

– В воде-то? – испуганно спросила Марфа Захаровна.

– Да, я не удивлюсь, если вода загорится от моего присутствия.

Но Аленке очень хотелось пожить под водой, и она уговорила Масютина не уходить на берег.

– Какая ты непонятливая, Аленка! Ведь мы же стесним их!

– Нисколько, – неожиданно вступил в разговор молчаливый Гузик, – мы прекрасно разместимся. – И он начал объяснять, куда кому надо переселиться, чтобы освободить помещение для гостей.

– Хороси девуска будет зить со мной! – вдруг заявила Пунь, стоявшая у дверей. Вслед за этим она подошла к Пулковой и погладила ее по голове. Все рассмеялись.

Пунь настояла на своем; Аленка согласилась жить в домике, где помещалась Пунь, пока не вернется ее муж. Ванюшка с Гузиком поместились в лаборатории, а Масютин – с Волковым.

И надо же было случиться, что в этот самый день вечером неожиданно явился Цзи Цзы, пропадавший более двух недель. Пунь встретила мужа в столовой, где он пил чай, и заявила ему, чтобы он к ней больше не являлся.

Цзи Цзы так озлился, что его желтоватое лицо стало лиловым. Жена, рабыня, смеет ему указывать! Нет, решительно ее надо скорее убрать отсюда. Иначе она забудет все корейские обычаи и станет настоящей большевичкой…

Цзи Цзы поднялся из-за стола, не допив чая, и, подойдя к Пунь, крепко схватил ее за руку.

– Идем отсюда! – грозно сказал он, но Пунь запротестовала и стала вырываться.

Супруги начали громко спорить и кричать. Цзи Цзы уже поднял руку, чтобы «вразумить» жену по своему обычаю, но подоспевший на крик Ванюшка остановил его.

– Не смей бить женщину! – крикнул он.

Цзи Цзы посмотрел на Ванюшку с нескрываемой злобой, но отпустил жену. Потом глухо сказал по-русски:

– Не надо так? Ухожу! – И он ушел.

Скоро Ванюшка услыхал шум воды, наполнявшей камеру. Очевидно, Цзи Цзы надел водолазный костюм и уплыл, решив ночевать на берегу. Этой семейной сцене не придали особого значения. Один Ванюшка был в восторге от того, что Пунь показала себя настоящей женщиной. Ванюшка плохо спал в эту ночь. Ворочался и Гузик.

В четыре часа утра Ванюшка тихонько поднялся, чтобы не будить своего товарища, и вышел. Он надел водолазный костюм, побывал на берегу, нарвал большой букет луговых цветов и поставил его в вазу на обеденный стол.