Том 3. Алый меч - [199]

Придет мое страдание,

Мой грех, моя вина

И пред тобой, обиженной,

Склоняться буду ниц.

И слезы пить униженно

С опущенных ресниц.

Прости мне! Бесконечности

В любви я не достиг.

Творю тебя не в вечности, –

Творю на краткий миг.

Приходишь ты, рожденная

Лишь волею моей.

И, волею зажженная,

Погаснешь вместе с ней.

Шатаясь, отодвинешься, –

Чуть ослабею я…

И молча опрокинешься

Во мглу небытия.

1907

Zepp'lin III

Еще ты здесь, в юдоли дольней…

Как странен звон воздушных струн!

То серо-блещущий летун

Жужжит над старой колокольней.

Его туманные винты,

Как две медузы, дымноструйны.

И мнится – вот он, юный, буйный,

Заденет древние кресты.

Но взмыл, – и режет облак пыльный

Своим сверкающим ребром.

И пар небес, под острием,

Растаял, нежный и бессильный.

Дрожит волнистая черта,

На нем и в нем всё что-то дышит…

И ласково его колышет,

Смиряясь, злая пустота.

Нет, мы не здесь, в юдоли дольней,

Мы с ним, летим, к завесе туч!

И серый луч скользит, колюч,

Над удивленной колокольней.

Francfurt а. М.

1909

Довольно

С. П. К-ву

Мы долго ей, царице самозванной,

Курили фимиам.

Еще струится дым благоуханный,

Еще мерцает храм.

Но крылья острые Времен пронзили,

Разбили тайну тьмы.

Мы поняли, прозрев, кому служили, –

И содрогнулись мы.

Сладка была нам воля Самозванки,

Пред нею сладко пасть…

Мы не царице отдали – служанке

Бессмысленную власть.

Довольно! С опозоренного трона

Столкнем ее во прах.

Дрожи, закройся складками хитона,

Лежи на ступенях.

Лежи, смирись – и будешь между нами,

Мы не отгоним прочь.

Лежи на ступенях, служи при храме,

Но храма не порочь.

Ты всё равно не перейдешь отныне

Заветную черту.

Мы, сильные, свергаем власть рабыни,

Свергаем – Красоту.

1909

14 Декабря

Ужель прошло – и нет возврата?

В морозный день, в заветный час,

Они на площади Сената

Тогда сошлися в первый раз.

Идут навстречу упованью,

К ступеням Зимнего Крыльца…

Под тонкою мундирной тканью

Трепещут жадные сердца.

Своею молодой любовью

Их подвиг режуще-остер,

Но был погашен их же кровью

Освободительный костер.

Минули годы, годы, годы…

А мы всё там, где были вы.

Смотрите, первенцы свободы:

Мороз на берегах Невы!

Мы – ваши дети, ваши внуки…

У неоправданных могил

Мы корчимся всё в той же муке,

И с каждым днем всё меньше сил.

И в день декабрьской годовщины

Мы тени милые зовем.

Сойдите в смертные долины,

Дыханьем вашим – оживем.

Мы, слабые, – вас не забыли,

Мы восемьдесят страшных лет

Несли, лелеяли, хранили

Ваш ослепительный завет.

И вашими пойдем стопами,

И ваше будем пить вино…

О, если б начатое вами

Свершить нам было суждено!

14 декабря 1909

СПБ

Стихотворения, не включенные в «Собрание стихов» >*

«Всё колдует, всё пророчит…»

Всё колдует, всё пророчит,

Лысоглавый наш Кузьмич…

И чего он только хочет

Ворожбой своей достичь?

Невысокая природа

Колдовских его забав:

То калоши, то погода,

То Иванов Вячеслав…

Нет, уж ежели ты вещий,

Так наплюй на эти вещи,

Не берись за что поплоше,

Брось Иванова с калошей,

Потягайся с ведьмой мудрой,

Силу в силе покажи.

Ворожун мой бледнокудрый,

Ты меня заворожи.

Реплика ведьмы

…бойся, Зинаида,

Двери, тени и кольца…

Эко диво, ну и страхи!

Вот так сила колдуна!

Нет, в хламиде иль в рубахе –

Всё одна тебе цена.

Тени легкие люблю я,

Милы мне и ночь – и день.

И ревнуя, и колдуя,

Я легка, сама – как тень.

Дверью – может лишь

Валерий Брюсов – Белого пугать!

Что мне двери, что мне двери,

Я умею без потери,

Не помяв блестящих перий,

В узость щелки пролезать.

Ну а кольца… Я ль не знала

Тайны колец и кругов?

Я чертила и стирала,

Разнимала и смыкала

Круги, кольца – властью слов.

Ты колдуешь в уголочке,

Манишь, манишь – не боюсь…

Ты не в круге – весь ты в точке;

Я же в точку не вмещусь.

Нет, оставь пустые бредни.

Не тебе играть со мной!

Замыкаю круг последний,

Трехцветный и тройной.

Подожди, хламиду снимешь,

Будешь, будешь умирать!

И тогда придешь… и примешь

Трехвенечную печать.

21 марта 1905

«Ты не один в своей печали…»

Ты не один в своей печали…

Ждала громов не от тебя ли

Душа моя? Ее надежды окрыляли,

Но крылья нежные упали, –

Грушу и я.

Поверь, я знала и заране

Незлую власть очарований

Твоих – стихов…

Но жаль мне власти тайных знаний…

Она рассыпалась в обмане,

Она растаяла в тумане

Красивых слов!

25 м<арта 19>05

СПБ

«То бурная, властно-мятежная…»

То бурная, властно-мятежная, –

То тише вечернего дня;

Заря огневая и нежная

На небе взошла для меня.

Простая, спокойно-суровая.

Как правда, пряма и ярка,

Чиста, как вода родниковая,

Как чистый родник, глубока.

Пусть люди, судя нас и меряя,

О нас ничего не поймут.

Не людям – тебе одной верю я,

Над нами есть Божеский суд.

Их жизнь суетливо-унылая

Проходит во имя ничье.

Я вечно люблю тебя, милая,

И всё, что ты любишь, – мое.

1 января 1906

Поликсене Соловьевой

Довольно! Земного с созвездий не видно.

Витать в межпланетных пространствах мне стыдно.

Земля – в содроганьях, в грязи и в крови –

А мы распеваем о вешней любви.

Довольно! Разбейся, лукавая лира!

Довольно! Бериллы – в окне ювелира.

Из лука – мальчишка стреляет ворон,

А девы – на Невском. На бойне – овен.

Ведь топчут сейчас где-то первую травку,

Ведь мылят сейчас для кого-то удавку,

Ведь кто-то сидит над предсмертным письмом –

А мы о любви небывалой поем,

О робких балконах, о каплях дождевных,

О сладких мечтаньях, бессильно-безгневных.

Довольно! Иду . . . . . . . . . .