Том 24. Сожженые леса. Тайные чары великой Индии. Вождь Сожженных Лесов. Рассказы из жизни в бразильских степях - [44]

— Это неоспоримо, — сказал Джон Естор, — как он добился этого — вещь непонятная, но что ясно, это то, что перчатка брошена и беспощадная война начнется между нами и им.

— Да, — возразил Валентин, — но заметьте, господа, что противник наш первый объявляет войну и обнаруживает способы ее ведения; он этим доказывает нам, насколько его положение шатко и как он опасается нас; мое мнение, если вы согласны, что в настоящем случае надо следовать обычаю пустыни.

— Какой это обычай? — спросил с любопытством полицейский.

— Вот какой, — отвечал Валентин, — притворно выказывать полное неведенье, стараясь тайно проникнуть в намерения неприятеля, действовать с большою осмотрительностью и не вверяться судьбе, а при благоприятном случае напасть внезапно на этого врага и убить на месте.

— By god! — сказал, улыбаясь, Джон Естор, — проворная система, и я согласен, что она понятна и убедительна.

— Одобряете вы это?

— Я бы не был американец, если бы не одобрил; мы ведь любим идти прямо к цели; кроме того, я принадлежу вам душою и телом и в минуту опасности не отступлю.

— Итак, все идет прекрасно, — заключил Гиллуа, улыбаясь, — наши враги могут явиться когда захотят; они найдут, с кем поговорить. Как вы думаете, дон Грегорио?

— Эта битва на жизнь и смерть возбуждена мною. Если вы будете в опасности, то за меня и через меня, но знайте, что бы ни случилось, а до вас добраться они смогут не иначе как через мой труп.

— Я в этом не сомневался, — сказал охотник. — Теперь слушайте: если на нас нападут, то, вероятно, сегодня ночью; кто знает, может, очень скоро. Дон Мигуэль доказал нам, что каждый шаг наш ему известен, потому он знает, что вы здесь, в этом нет сомнения, тем более что он вас через свое лживое послание привел сам сюда.

— Совершенно так, — сказал Джон.

— Он хотел нас соединить, — подтвердил дон Грегорио.

— Чтобы вернее с нами покончить, — продолжил Валентин, — потому выйти из дома значит предать себя в его руки, так как он без сомнения бродит в окрестностях. Будем же сидеть, притаясь. Снаружи мы имеем соглядатая, проницательность которого нам хорошо известна, и он не допустит, чтобы нас застали врасплох. Если же вопреки нашему предчувствию ночь пройдет спокойно, то завтра утром Джон выйдет и отправится за помощью; если же нас атакуют…

— Ну, друзья мои — на волю Божью! Каждый исполнит свой долг; мы будем когти против когтей, и беда тому, у кого они короче! Поняли вы и согласны ли?

— Поняли и согласны, — отвечали оба в один голос.

— Теперь, господа, когда все решено, то позвольте предложить вам закуску; может, мы долго прождем ночных гостей, и нелишне, — продолжал он, улыбаясь, — подкрепиться и принять их достойным образом.

Охотник встал, вынул из шкапа холодный ужин и поставил на стол.

Дон Грегорио и Джон Естор были оба очень отважны, да и, кроме того, самолюбие заставляло их выказывать так же мало опасений, как и сам Валентин.

Потому-то они со вкусом покушали и весело осушили, подражая охотнику, две или три бутылки прекрасного Шато-Лароз.

Потом закурили сигары, и так как каждый из них старался доказать другому, что предмет разговора, занимавшего их, истощился и не стоит возобновлять его, то и начали говорить о самых пустых и легких вещах.

Однако внимательный наблюдатель скоро бы заметил, что веселость их принужденная и даже притворная.

Словом, смеясь и шутя, уши их ловили малейший звук, долетающий до их слуха. Они играли беспечную комедию и выказывали полное спокойствие, не ощущая его в душе, хотя исполняли превосходно свои роли.

Между прочим, время шло.

Полночь, час привидений давно пробил, и стрелка показывала около часу ночи.

Холод проникал в комнату; ночь становилась морознее от порывистого морского ветра.

Разговор слабел; собеседники начинали чувствовать какую-то усталость — следствие продолжительного бдения.

Вдруг Валентин вздрогнул, встал, знаком приказал молчать и, нагнувшись к товарищам, сказал тихо:

— Тс! Нам дают весточку; берите ваше оружие и будьте готовы.

В ту же минуту он схватил обе лампы, не гася поставил в шкаф и запер его.

Затем раздался легкий свист.

— Вооруженные люди перелезли через ограду, — сказал Валентин.

— Почему вы это узнали? — спросил Джон.

— Тс, — повторил Валентин, взяв его за руку, — слух мой так изощрен жизнью в пустыне, что я слышу то, чего другие не могут слышать.

Вторичный сигнал раздался.

— Их пятнадцать, — продолжал Гиллуа, — вооружены ружьями и бычачьими языками; они идут к дому! Тише, они подходят.

Прошла минута.

— Темно, как в печи, — сказал вполголоса Естор.

— Подождите; взведите курки… готовьтесь стрелять. Послышался сухой скрип огнива.

— Готовы ли вы? — спросил Валентин.

— Да, — отвечали глухим голосом дон Грегорио и Естор.

Вдруг раздался треск хвороста, сверкнули искры и необычайный свет озарил сад.

Курумилла, в то время как его приятели разговаривали в спальне Валентина, устроил с помощью слуг дона Грегорио и черных невольников Гиллуа огромный костер среди пелузы; изобильно смазанный смолистыми веществами, он мгновенно вспыхнул.

При блеске огня, который пламенными языками взвивался кверху, наши приятели увидели пятнадцать человек, смело подходящих к дому, потонувшему в мраке, благодаря изобретательности охотника.