Том 22. Жизнь Клима Самгина. Часть 4 - [19]

Самгин не стерпел и спросил, куда поехала Марина.

— Не знаю, — сказал Попов. — Кто-то звонил ей, похоже — консул.

— Вы ее давно знаете?

— От времен студенческих. А — что? Самгину показалось, что рачьи глаза Попова изменили цвет, он покачнулся вперед и спросил:

— Жениться на ней собираетесь?

— Разве нет других мотивов, — начал Самгин, но Попов перебил его, продолжая со свистом:

— В девицах знавал, в одном кружке мудростям обучались, теперь вот снова встретились, года полтора назад. Интересная дама. Наверное — была бы еще интересней, но ее сбил с толку один… фантазер. Первая любовь и прочее…

Он замолчал, снова вынул трубку из кармана. Его тон вызвал у Самгина чувство обиды за Марину и обострил его неприязнь к инженеру, но он все-таки начал придумывать еще какой-то вопрос о Марине.

— В общем она — выдуманная фигура, — вдруг сказал Попов, поглаживая, лаская трубку длинными пальцами. — Как большинство интеллигентов. Не умеем думать по исторически данной прямой и всё налево скользим. А если направо повернем, так уж до сочинения книг о религиозном значении социализма и даже вплоть до соединения с церковью… Я считаю, что прав Плеханов: социал-демократы могут — до определенного пункта — ехать в одном вагоне с либералами. Ленин прокламирует пугачевщину.

Набивая трубку табаком, он усмехнулся, так что пятнистое лицо его неестественно увеличилось, а глаза спрятались под бровями.

— О том, как люди выдумывают себя, я расскажу вам любопытнейший факт. Компания студентов вспоминала, при каких условиях каждый из них познал женщину. Один — хвастается, другой — сожалеет, третий — врет, а четвертый заявил: «Я — с родной сестрой». И сплел историйку, которая удивила всех нелепостью своей. Парнишка из богатой купеческой семьи, очень скромный, неглупый, отличный музыкант, сестру его я тоже знал, — милейшая девица, строгого нрава, училась на курсах Герье, серьезно работала по истории ренессанса во Франции. Я говорю ему: «Ты соврал!» — «Соврал», — признался он. «Зачем?» — «Стыдно стало пред товарищами, я, видишь ли, еще девственник!» Каков?

— Забавно, — откликнулся Самгин. Попов встал и свирепо засипел:

— Вы — что же — смысла анекдота этого не чувствуете? Забавно!..

— Прошу извинить меня, — сказал Самгин, — но я думал о другом. Мне хочется спросить вас о Зотовой…

Попов стоял спиной к двери, в маленькой прихожей было темно, и Самгин увидал голову Марины за плечом Попова только тогда, когда она сказала:

— Что же у вас дверь открыта?

— Ото, как ты быстро, — удивился Попов. Она молча прошла в спальню, позвенела там ключами, щелкнул замок, позвала:

— Григорий! Помоги-ко…

Он ушел, слышно было, как щелкают ремни, скрипит кожа чемодана, и слышен был быстрый говор, пониженный почти до шопота. Потом Марина решительно произнесла:

— Так и скажи.

Вышла она впереди Попова, не сняв шляпку и говоря:

— Ну-с, а с вами никуда не поеду, а сейчас же отправляюсь на вокзал и — в Лондон! Проживу там не более недели, вернусь сюда и — кутнем!

Попов грубовато заявил, что он провожать не любит, к тому же хочет есть и — просит извинить его. Сунув руку Самгину, но не взглянув на него, он ушел. Самгин встал, спрашивая:

— Можно проводить тебя?

— Нет, не надо.

— Тогда — до свиданья!

Не приняв его руку и усмехаясь, она нехорошим тоном заговорила:

— А ты тут выспрашивал Попова — кто я такая, да?

— Я спросил его только, давно ли вы знакомы… Марина стерла платком усмешку с губ и вздохнула.

— Это был, конечно, вопрос, за которым последовали бы другие. Почему бы не поставить их предо мной? На всякий случай я предупреждаю тебя: Григорий Попов еще не подлец только потому, что он ленив и глуп…

— Послушай, — прервал ее Самгин и заговорил тихо, поспешно и очень заботливо выбирая слова: — Ты женщина исключительно интересная, необыкновенная, — ты знаешь это. Я еще не встречал человека, который возбуждал бы у меня такое напряженное желание понять его… Не сердись, но…

— Нимало не сержусь, очень понимаю, — заговорила она спокойно и как бы вслушиваясь в свои слова. — В самом деле: здоровая баба живет без любовника — неестественно. Не брезгует наживать деньги и говорит о примате духа. О революции рассуждает не без скепсиса, однако — добродушно, — это уж совсем чертовщина!

Она подала ему руку.

— Мне пора на вокзал. В следующую встречу здесь, на свободе, мы поговорим… Если захочется. До свиданья, иди!

Самгин задержал ее руку в своей, желая сказать что-то, но не нашел готовых слов, а она, усмехаясь, спросила:

— Уж не кажется ли тебе, что ты влюбился в меня? И, стряхнув его руку со своей, поспешно проговорила:

— Все очень просто, друг мой: мы — интересны друг другу и поэтому нужны. В нашем возрасте интерес к человеку следует ценить. Ой, да — уходи же!

Явился слуга со счетом, Самгин поцеловал руку женщины, ушел, затем, стоя посредине своей комнаты, закурил, решив идти на бульвары. Но, не сходя с места, глядя в мутносерую пустоту за окном, над крышами, выкурил всю папиросу, подумал, что, наверное, будет дождь, позвонил, спросил бутылку вина и взял новую книгу Мережковского «Грядущий хам».

Утром, выпив кофе, он стоял у окна, точно на краю глубокой ямы, созерцая быстрое движение теней облаков и мутных пятен солнца по стенам домов, по мостовой площади. Там, внизу, как бы подчиняясь игре света и тени, суетливо бегали коротенькие люди, сверху они казались почти кубическими, приплюснутыми к земле, плотно покрытой грязным камнем.