Том 22. Прогулки по опушке - [14]
Дом-музей писателя в Ефремове
В это время Бунин понял: «деревенские университеты» окончены, непременно, немедленно надо выбираться в большой мир, хотя бы сначала увидеть его, ведь, кроме Ельца и Ефремова, он нигде еще не был.
В Озерки приехали мы под вечер, ожидая увидеть только следы усадьбы, покинутой Буниным в 1894 году. Мы знали: ничего на месте ее сейчас нет. Но на вопрос, где и что было, женщина, гнавшая во двор индюшек (опять индюшек!), сказала: «А вон видите крышу? — и тут же спросила: — Вы строители или родня?»
Помнят Озерки Бунина! И увидели мы нечто поразительно радостное. На месте, где давно уже ничего не было, кроме белых с желтизной фундаментов дома, огради надворных построек и остатков старого сада, стоял сейчас великолепный сруб, и в нем уже угадывался бунинский дом, хотя еще без дверей и рам в окнах, но с характерной высокой крышей, и у меня, признаюсь, потекли слезы. Вспомнились горестные вздохи изгнанника Бунина: «Не будут знать, не будут читать меня в России». Ах, как хотелось, чтобы Бунин был в этот час с нами и видел бы эту постройку. Читают Букина, знают! После смерти его (1953) вышла в России сначала «рыженькая» книжица тщательно отобранных рассказов (1956), а потом несколько многотомных собраний сочинений, книги о Бунине, кино.
В сравнении с нынешними томами книжицы прижизненных изданий писателя кажутся сейчас сиротски тощими. И этот дом! Конечно, не реликвия, помнящая дыхание бунинской семьи, как говорят музейщики, — «новодел».
Восстанавливают усадьбу Бунина.
А вспомним: нынешний дом в Михайловском тоже построен на пепелище. Но, разумно обжитый, он оставляет чувство подлинности, «как будто Пушкин только что вышел из него подышать воздухом к Сороти». Можно и эту постройку обжить, наполнить вещами нужного времени. А вдруг найдется что-то, к чему прикасалась бунинская рука? (Кланяюсь всем с просьбой: если это «что-то» найдется, пишите немедленно нам в газету. Все дары святому месту России помогут утвердить память о человеке, чьи деянья проникнуты любовью к Родине. Нам сказали, что дело создания музея-усадьбы в Озерках взяли в руки свои липчане. Низкий поклон им. Да сбудутся все их добрые замыслы!)
Более часа ходили мы около сруба, угадывали, где и что стояло в годы, когда жизнь тут была наполнена теплом и звуками, когда Бунин выводил со двора Кабардинку и с двустволкой ехал в поля.
Память о тех временах хранит старый сад (одичавшие остатки его). Цветет весною сирень, плотной гривой стоит крапива, краснеют к осени ягоды шиповника, можно пожевать сейчас кислое яблочко с дичка, идущего от корней старой антоновки, под которой мог стоять молодой Бунин, наблюдая восход красноватой луны над прудом.
Пруд по-прежнему в тех же берегах. Так же плотно со стороны усадьбы обрамляют его не желтеющие до зимы ветлы, купаются в пруду беззаботные утки, и ходит лениво по берегу, погромыхивая цепью, белая лошадь.
Сюда и сегодня уже кое-кто приезжает. И, уверен, будет шириться, уплотняться дорожка в бунинские места всех, кто постиг волшебство бунинского стиха и дышащие поэзией его повести и рассказы.
Утвердившись в жизни и повидав мир, Бунин постоянно стремился в родные места. Они будили воспоминанья, давали пищу раздумьям. Когда усадьбы в Озерках уже не стало, Бунин останавливался в именьице брата, в деревне Огневка. И тут — все те же поля, суходолы с «овчинками» кустарников.
Огневка жива и поныне, хотя и до крайности оскудела. Мы стояли на ее околице уже вечером. Утопали в сумерках синие дали, прогнали через выгон коров, уже потускнели багрянец и желтизна кленов и одиноких у выгона груш. «Вон там на бугре стоял барский дом…» — объясняла нам женщина, поставив на землю корзину яблок. «Да, да, — вторил ей мои друг из славного «Муравейника». — Сюда приезжал Иван Алексеевич уже прославленным человеком. Огневка стала прообразом знаменитой его «Деревни».
Тут написан был бессмертный рассказ «Антоновские яблоки», тут заканчивал он работу над переводом «Песни о Гайавате». И «Листопад»!
Он написан тоже в Огневке. Возможно, в такой же вот день видел Бунин праздник осенних красок». И мы вместе хором прочли начало лучшего в русской поэзии описания осени.
В последний раз в родные места Бунин приехал в 1917 году, когда большая беда уже тучей накрыла Россию. Полный тревожных предчувствий, наблюдая пожары в дворянских усадьбах, Бунин с особенным чувством вглядывался но все, что было дорого в этом подстепье. Возможно, часом прощанья исторгнуты строки бессмертных стихов.
