Том 22. Письма 1890-1892 - [8]

Уважаемым докторам — Елене Михайловне и Зинаиде Михайловне самый сердечный привет. Александре Васильевне кланяюсь до земли.

Будьте здоровы и благополучны.

Душевно преданный А. Чехов.

Кондратьеву И. М., 7 марта 1890 >*

779. И. М. КОНДРАТЬЕВУ

7 марта 1890 г. Москва.

7 марта.

Многоуважаемый Иван Максимович!

Будьте добры приготовить мне счет^* к заседанию Комитета; если же Комитет еще не скоро, то благоволите прислать мне счет по почте.

Я видел списки Рассохина^*. Есть много пропусков. Так, пропущена Вязьма. По счету, который у меня сохранился после лета, видно также, что есть пропуски во Владимире, Костроме, совсем пропущен Кронштадт, не показан в Новочеркасске домашний спектакль от 2-го января, нет Серпухова 15 января и Тифлиса 30 янв<аря> (драмат<ические> спектакли) и, кажется, кое-что пропущено в Симферополе. В своей долговременной жизни я издавал много литографированного^* и печатного и пришел к убеждению, что в литографированных изданиях опечатки и пропуски неизбежны, обязательны, в печатных же, которые проходят тройную корректуру, не трудно избежать ошибок.

Немирович-Данченко и Сумбатов приехали^*.

Желаю Вам всего хорошего.

Искренно Вас уважающий

А. Чехов.

Сумбатову (Южину) А. И., 8 марта 1890 >*

780. А. И. СУМБАТОВУ (ЮЖИНУ)

8 марта 1890 г. Москва.

8 март.

Милый Александр Иванович, простите, я Вас надую сегодня — не приду обедать. Увидимся в Комитете, там объясню причины, весьма уважительные.

Почтение княгине^* и Гнедичу.

Ваш А. Чехов.

На обороте:

Князю Александру Ивановичу Сумбатову.

Оболонскому Н. Н., 9 марта 1890 >*

781. Н. Н. ОБОЛОНСКОМУ

9 марта 1890 г. Москва.

9 марта.

Милый докто́ре, моя сестрица отказывается идти обедать в «Эрмитаж», ссылаясь на недосуг: уроки ее кончатся к 4 часам, не раньше, а после уроков, по ее словам, она бывает очень утомлена. Она предлагает учинить обед где-нибудь не в ресторане, а приватно, у нас, у Вас; или же, буде угодно Вам непременно в ресторане, то не обедать, а ужинать.

Почтение Софье Виталиевне^*.

Да хранят Вас все святые!

Ваш А. Чехов.

Суворину А. С., 9 марта 1890 >*

782. А. С. СУВОРИНУ

9 марта 1890 г. Москва.

9 марта. Сорок мучеников и 10000 жаворонков.

Насчет Сахалина ошибаемся мы оба, но Вы, вероятно, больше, чем я. Еду я совершенно уверенный, что моя поездка не даст ценного вклада ни в литературу, ни в науку: не хватит на это ни знаний, ни времени, ни претензий. Нет у меня планов ни гумбольдтских, ни даже кеннановских^*. Я хочу написать хоть 100–200 страниц и этим немножко заплатить своей медицине, перед которой я, как Вам известно, свинья. Быть может, я не сумею ничего написать, но все-таки поездка не теряет для меня своего аромата: читая, глядя по сторонам и слушая, я многое узнаю и выучу. Я еще не ездил, но благодаря тем книжкам, которые прочел теперь по необходимости, я узнал многое такое, что следует знать всякому под страхом 40 плетей и чего я имел невежество не знать раньше. К тому же, полагаю, поездка — это непрерывный полугодовой труд, физический и умственный, а для меня это необходимо, так как я хохол и стал уже лениться. Надо себя дрессировать. Пусть поездка моя пустяк, упрямство, блажь, но подумайте и скажите, что я потеряю, если поеду? Время? Деньги? Буду испытывать лишения? Время мое ничего не стоит, денег у меня всё равно никогда не бывает, что же касается лишений, то на лошадях я буду ехать 25–30 дней, не больше, всё же остальное время просижу на палубе парохода или в комнате и буду непрерывно бомбардировать Вас письмами. Пусть поездка не даст мне ровно ничего, но неужели все-таки за всю поездку не случится таких 2–3 дней, о которых я всю жизнь буду вспоминать с восторгом или с горечью? И т. д. и т. д. Так-то, государь мой. Всё это неубедительно, но ведь и Вы пишете столь же неубедительно. Например, Вы пишете, что Сахалин никому не нужен и ни для кого не интересен. Будто бы это верно? Сахалин может быть ненужным и неинтересным только для того общества, которое не ссылает на него тысячи людей и не тратит на него миллионов. После Австралии в прошлом и Кайены Сахалин — это единственное место, где можно изучать колонизацию из преступников; им заинтересована вся Европа, а нам он не нужен? Не дальше как 25–30 лет назад^* наши же русские люди, исследуя Сахалин, совершали изумительные подвиги, за которые можно боготворить человека, а нам это не нужно, мы не знаем, что это за люди, и только сидим в четырех стенах и жалуемся, что бог дурно создал человека. Сахалин — это место невыносимых страданий, на какие только бывает способен человек вольный и подневольный. Работавшие около него и на нем решали страшные, ответственные задачи и теперь решают. Жалею, что я не сентиментален, а то я сказал бы, что в места, подобные Сахалину, мы должны ездить на поклонение, как турки ездят в Мекку, а моряки и тюрьмоведы должны глядеть, в частности, на Сахалин, как военные на Севастополь. Из книг, которые я прочел и читаю, видно, что мы сгноили в тюрьмах миллионы людей, сгноили зря, без рассуждения, варварски; мы гоняли людей по холоду в кандалах десятки тысяч верст, заражали сифилисом, развращали, размножали преступников и всё это сваливали на тюремных красноносых смотрителей. Теперь вся образованная Европа знает, что виноваты не смотрители, а все мы, но нам до этого дела нет, это неинтересно. Прославленные шестидесятые годы не сделали