Том 20. Царствование императрицы Анны Иоанновны, 1730–1740 гг. - [9]

Мы видели, что по смерти князя Михаила Михайловича Голицына и заточению князя Василия Владимировича Долгорукого между русскими не было более военных знаменитостей из славной школы Петровой и немцы могли сделать своего фельдмаршала, которому спешили передать все высшие военные должности: Миних, как фельдмаршал, командовал армиею, был президентом Военной коллегии и воинской комиссии, генерал-фельдцейгмейстером, петербургским генерал-губернатором, имел над всеми империи Российской фортификациями вышнюю дирекцию, был шефом Кадетского корпуса, заведовал Ладожским каналом. Даровитый, энергический и сгоравший честолюбием, Миних брался за все, оказывал всюду большую деятельность, не щадя трудов, еще менее щадил слов для выставления этих трудов, для прославления своих заслуг, для указывания беспорядков, которые были до него. Места и почести, которые посыпались вдруг на Миниха, только раздражали его честолюбие, он стремился захватить еще более, стать в челе управления. Бирона он не трогал. В Бироне заискивал, тем более что Бирон не был правителем, с ним легко было не сталкиваться, но трудно было Миниху не столкнуться с Остерманом, у которого была самая обширная сфера управления, который был давно уже первым министром на деле. И Миних столкнулся с ним, столкнулся даже в иностранных делах: мы видели, что Миних вопреки Остерману держался французского союза. Но Остерман привык считать за собою значение первого государственного дельца. Таким образом, два самых даровитых иностранца враждебно столкнулись, и, как русские вельможи должны были уступить первенствующее значение немцам вследствие усобицы, переевши друг друга, так теперь и немцы начинают также усобицу, которая повлечет падение их партии. Остерман и неразлучные с ним Левенвольды начали подкапываться под Миниха, но самым лучшим средством для этого было поссорить его с Бироном. Фавориту начали внушать, что Миних опасен, что он приобретает час от часу большее влияние на императрицу, что он кончит тем, что овладеет полною ее доверенностию и оттеснит его, Бирона. Фанорит затрепетал за свое выгодное место и подослал шпионов наблюдать за Минихом; шпионы донесли, что фельдмаршал как-то невыгодно отнесся об обер-камергере. Для Бирона этого было довольно: когда саксонский посланник жаловался ему на деспотический образ действий Миниха с иностранными купцами, то Бирон признался, что сам удивляется поступкам Миниха и жалеет, что так много сделал для этого хамелеона. Но надобно было спешить поправить ошибку, и вот Миних получает приказание очистить дом, который он занимал недалеко от дворца, и переехать подальше, на Васильевский остров, под предлогом, что прежнее помещение фельдмаршала нужно для принцессы Анны мекленбургской. Миних испугался участи Ягужинского и стал хлопотать об умилостивлении Бирона; общие друзья, боявшиеся, как видно, для себя усобицы между главными членами немецкой партии помогли ему; примирение последовало, но только видимое, а в 1734 году явилась возможность удалить неприятного фельдмаршала, поручив ему осаду Данцига, медленность которой приписывали, по крайней мере отчасти, медленности Леси.

Миних отправился под Данциг под именем артиллерийского полковника Беренса, но инкогнито не могло сохраниться: в Мемеле за несколько дней до его приезда уже знали, что едет Миних, а не Беренс. Из этого города 22 февраля Миних писал императрице: «Ваше императорское величество верно обнадеживаю, что я по прибытии моем к армии город Гданск так осадить чрез божию помощь уповаю, что из оного и в оный никто, кроме бомб и ядер, которые с стороны вашего величества туда посылаться будут, попасть не может, и с магистратом уповаю так поступить и город в такое утеснение привесть, чтоб полную сатисфакцию вашему величеству, також и славу вашего величества войску подучить, ежели б только чрез помощь божию вскоре туда прибыть мог». 5 марта Миних приехал под Данциг с канцеляриею, небольшой свитой и с 13 тысячами тремястами червонных. Немедленно был созван войсковой совет; Миних объявил повеление императрицы, не продолжая времени, поступить с городом неприятельски без всякого сожаления и представил, каким образом думает овладеть немедленно лежащими перед городом горами; генерал-майор фон Бирон был согласен с мнением Миниха, но генерал-майор Волынский, генерал-лейтенант князь Борятинский и генерал Леси остались при мнении, что с таким малым войском атаковать горы небезопасно, а надобно ждать артиллерии. 9 марта Миних донес о взятии приступом богатого предместия Шотландии, сильно укрепленного: неприятель побит, пушки, ядра и порох отобраны и русские обедают в Шотландии неприятельским хлебом; Миних писал, что нельзя описать и достаточно восхвалить храбрость офицеров и солдат, которую они оказали при нападении, промаршировавши всю ночь под дождем и сильным ветром. На другой день началось бомбардирование города; пушки и ядра были польские, взятые в Шотландии. «Бессильные французы, – писал Миних, – еще долго пробудут на море и меня отсюда не выгонят, ибо я знаю, что бог пребывает с оружием вашего величества; мне фураж на здешнюю армию нужен только до травы, и в провианте никакого недостатка нет, потому что Шотландия помогла». О данцигских вестях Миних сообщил, что Станислав болен и писал к французскому королю, что хочет сложить голову свою в Данциге; примас целый день пьян, маркиз де Монти и Понятовский все делают.