Том 2. Теория, критика, поэзия, проза - [40]

Шрифт
Интервал

Нотные следы
Уводи…
Ешьте меня – собаки.

«До последней запятой не брошу…»

До последней запятой не брошу
И ни скобки!
Сохни,
Единственный стенной урожай –
Гуттаперчивый
Боб обойного огорода!
Наверстывай, моя отрада,
Смертоносное благо,
Трансформированных i
Клинки,
Верниссируя восклицательными блоками.
А за всем – железное клепанье
Двуопора;
Уничтожение невылазного семишопота,
Плавнем светового сифона,
Пронзительные
Тюльпаны
Парным
Клэр дел гонщикам
Бензовыми,
Расплющенными
Выхлестами…
Еще и еще страниц бы мне!
   Алло?
   Участье?
   В обиде?
  Он распался на четыре части –
  Добился конечного вида!
  Все равно не услышу выстрела.
 Предупредительность, ничем не вызванная,
 Со стороны гаража.
Чище первой пороши,
Ход по халве
Меховой голове
К страху, магнитами выкроенному…
Над домами, над домами, над домами
Телефона нити сини, иней
Сити, сети,
Цимбальный
Склон.
Сом
(Скользкий, коричневый).
Сон (лиловый, безлиственный)
Стой!
  Не дадут лифта мне!..
Вертикально вырастающая игра в кубики
Светит во тьме:
Хижины Дяди Тома…
Отцвела кабинка,
На подушку из мрака.
Родной верещит безысходней
Семидесятипятилетнего франта;
Горизонталятся мои надежнейшие
Посмертные сувениры:
Промежутки – тошные
Телеграммы из Балтиморы.
Полупомолвленные,
Колокола каленые.
Колючие, скорлупные,
Коломенскими скрупулами,
Колами закулемканы,
Отточено катучие,
Ракетами рогатые,
На молоко богатые,
Забодаю но –…
Готово – дверь не заперта.
Глубина.
Окна не удавлены шелковыми,
Да, на улице электричество отморозило себе головы.
Брысь, стук стула! Выплюнь, лампы, расцветку, гаже
Горе то горе –
Чем самого непозволительного Якулова
Обложка.
Всуе Вы
Отстаивали право на безвкусье…
Туфель то, туфель. Точно Вы вовсе сороконожка…
А под веками визитная карточка
Ваша – легендарный шахматист.
Злая! Вы не узнаете знакомого галстуха?
Мученица мистики
Кокетливой веры,
В роды и роды назидательно:
Стали Вы натюрмортом
(Что, впрочем, весьма сомнительно)
Примимирясь с небом и миром
В священодействии педикюра
Пьета.

(Мюнхен)

Вырвать слова!
Но Неизбежен, непобедим Ярлык
Совершенно извращенного всеобщим вниманием каучука
Так что 31 = 81.
Случайно ли дополнение чека?
Или это ответ?
  Надо бы.
    Только
Что же,
  Когда каждому шагу ответ – бетон
  И откажет родник – фонтан
  Может ли,
  Согнутый
  На своем, на своем поле
  Отмахнуть семикожный
  Чернофигурный щит?
Еще один свисток и смеркнется
  Ноль –
    Разведи еще перекресток в заострении
    (Давний, давний спектр многоафишных щитов:
    Падайте, падайте, росказни лоскута)
НЕИЗБЕЖЕН
Коленом
Притиснутый к пальмету,
Растерянный,
Ощеренный,
Разверенный
Эриманфийский страх.
  И ЭТИ АПОТРОПИЧЕСКИЕ РУКИ
ТАЙ!
Безграалие на горе,
  Что до двойной провинциальности
Безграалие на горе,
  Ci-devant>2 столицы
Безграалие на горе,
  Все это лопающаяся пластика
  Хлюпающего зонтика –
Сверлит смрад систематики
  Селезенчатых готиков
   ОТЧЕго НЕ мЕДнОе оТВОРЯТь?
  Где это сердятся турники?
  Сколько морщин в этой улыбке!
  А башенные науки
  Шевелят робко
  Меловой милый лунь для луны
Проявлять ли теперь этот негатив?
НЕИЗБЕЖНО!
Потому что только воздух была песня
  (Несмотря на совершенно невыносимую манеру отельной
  прислуги отворять в отсутствии, окна на улицу)
Нет! Нет! Нет! Не поздно
И весть еще дрожит
И не будет тебе никакого сахара
Пока не уберут, не утолкут трут
Растоптанные войной над землей озими
Жалооконное
  О горестной доле,
  О канифоле,
  О каприфоле
    Безграалие на горе
И не видно ни краю, ни отдыха
Ах! Не хватило краски вина
   Кто, г‑спода, видел многоуважаемого архитриклина?
   Ясно разваливается голова на апельсинные доли;
То говорун дал отбой:
 Под тучей ключ перевинчен
 И когда падают деньги –
        звонок
 Когда падает палка –
        стук
 Когда падает…
        НЕТ!
Пегая поляна
   Палево бела
   Плакала былая
   Плавная пила.
     Кириллицей укрыть
     Кукуя видел?
НЕИЗБЕЖНО
И перебросился день
  День?
Так!
  Угарали коралловые сумерки
Вспомните меня
  Сумерки умерли
В многоледяной бридж
  И
   PAL MAL BAL
  Увял
  Платок
  Плакат
  На ток
  Окол –
  до –
  вавший УНОСИМЫЙ газ.
Уносись НЕИЗБЕЖНО в ярлык
  Со скоростью
  Превосходящей все последние изобретения в этой области.
Благодетели! Зовите пожарных:
Начинается мировая скорбь.
Что, сынку, помогли тебе твои ляхи?

Февраль 1914 года



Перчатка, щетка и подсвечник

L’églantine est a la rose

Ce que le cerf est à l’etang,

Oyez la méthamorphose

D’un serf en prince charmant,

Oyez la méthamorphose

D’un ourse en ecuyer bleu

La rose a vainqu la rose

Le buisson blanc est amour.

(Max Jacob)>3


Перчатки, щетка и подсвечник

(Перед зеркалом)
Ветер очень долго рулил по озеру, и умер. –
Оттого оно осеннего листа,
Над стерней берега
И разсеменилось много, много корешкой.
Раковина ли, купавка ли, туча или, прости Господи, земская камера
Никак не прибьется от севера;
Может быть, исходя будущим огнем хвороста –
Хвойно вершинит фитиль огарка,
Сквозь прозрачный рюш обведенных золотом облаков.
От воды к небу, от неба к воде не мерно.
Ветер долго ломал песок, холмик над останками третичного перламутра;
Озеро выросло в лодку и, обгоняя стрекозиные отражения, ищет знакомые причальные места
Много борозд по песку строчено, мерено;
Отвори мне двери, ради всех богов.

«В тяжести вся опора…»

В тяжести вся опора

Еще от автора Иван Александрович Аксенов
Неуважительные основания

Изданный на собственные средства в издательстве «Центрифуга» сборник стихов, иллюстрированный офортами А. А. Экстер. Тексты даются в современной орфографии.https://ruslit.traumlibrary.net.


Рекомендуем почитать
Том 19. Жизнь Клима Самгина. Часть 1

В девятнадцатый том собрания сочинений вошла первая часть «Жизни Клима Самгина», написанная М. Горьким в 1925–1926 годах. После первой публикации эта часть произведения, как и другие части, автором не редактировалась.http://ruslit.traumlibrary.net.


Пути небесные. Том 2

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Кирикова лодка

Художественная манера Михаила Алексеевича Кузмина (1872–1936) своеобразна, артистична, а творчество пронизано искренним поэтическим чувством, глубоко гуманистично: искусство, по мнению художника, «должно создаваться во имя любви, человечности и частного случая».


Повести

Николай Михайлович Карамзин (1766–1826) – писатель, историк и просветитель, создатель одного из наиболее значительных трудов в российской историографии – «История государства Российского» основоположник русского сентиментализма.В книгу вошли повести «Бедная Лиза», «Остров Борнгольм» и «Сиерра-Морена».


Живое о живом (Волошин)

Воспоминания написаны вскоре после кончины поэта Максимилиана Александровича Волошина (1877—1932), с которым Цветаева была знакома и дружна с конца 1910 года.


Под солнцем

После десятилетий хулений и замалчиваний к нам только сейчас наконец-то пришла возможность прочитать книги «запрещенного», вычеркнутого из русской литературы Арцыбашева. Теперь нам и самим, конечно, интересно без навязываемой предвзятости разобраться и понять: каков же он был на самом деле, что нам близко в нем и что чуждо.