Том 2. Стихотворения и поэмы, 1891–1931 - [35]

Вдоль стены растут деревья,

Пара старых темных плит,

Из-под зелени и моха

Барельеф на них сквозит.

Вправо серые ступени,

Все поросшие травой.

Дверка маленькая с грубой

Деревянною резьбой.

Вход во храм. Во храме тихо,

Полусумрак. Из окон

Две струи блестящих света

В мрак ворвались. Ряд икон

Почерневших, полустертых.

В глубине пред алтарем

Помост каменный высокий,

Книга старая на нем.

Этот храм и это зданье

Доживают пятый век,

Здесь спасался от нашествий

В ту эпоху человек.

Здесь бывали и татары,

Вольной Генуи сыны,

Много б, много рассказали

Тут остатки старины.

Жизнь сюда не проникала

Уж давно. Стоит с тех пор

Он в лесу тут одиноко,

Заключен в объятьях гор.

Все монахи разбежались,

Кельи пусты. Иногда

Заезжают лишь туристы

Да другие господа.

Сбоку зданья над дорогой

Есть балкон. Отсюда вид

На леса, долины, горы

Далеко кругом открыт.

Славно там сидеть под вечер,

Горы вдаль ушли, синей

Всех цветов и всех оттенков

Голубых полутеней.

Хорошо там и просторно,

Так свободно дышит грудь,

Так приятно средь природы

От дороги отдохнуть.

6 августа 1894

Старый Крым

«Прекрасны бывают старинные сказки…»

Прекрасны бывают старинные сказки.

Недавно в одной я из них прочитал,

Как бедный ребенок без крова и ласки

Сироткой в чужой стороне проживал.

Однажды какая-то добрая фея

Увидела слёзы ребенка того

И, горькую долю малютки жалея,

Чудесный подарок дала для него.

Когда у него наполнялись слезами

От жгучего горя и боли глаза,

То в жемчуг, рожденный морскими волнами,

Внезапно его превращалась слеза.

Но чудный подарок неопытной феи

Не мог никогда ему счастия дать:

Все люди его притесняли сильнее,

Чтоб чудного жемчуга больше набрать.

Есть смысл глубокий в той сказке старинной:

Чудесный ребенок – несчастный поэт,

Которого гонит и мучит безвинно

Холодный, жестокий, расчетливый свет.

Чем больше растоптаны светлые грезы

И льется из сердца разбитого кровь,

То тем вдохновенней звучат его грёзы,

Тем выше становится к людям любовь.

31 августа

Коктебель

«По полям, по лугам, по долинам немым…»

По полям, по лугам, по долинам немым,

  Прокатилася первая трель.

Зашумел темный дуб, отголоском глухим

  Отозвалась зеленая ель.

Как в предсмертной тоске застонала сосна,

  Задрожали осины кругом,

И березы в саду, пробудяся от сна,

  Зашептали в безмолвьи ночном.

И леса и поля – всё наполнилось вдруг

  Странной жизнию, речью живой.

Соловьиные трели катились вокруг

  Разливаясь в прохладе ночной.

И будили они отголоски вдали,

  Откликались, звучали опять,

Ударяясь о берег широкой реки

  И о тихую водную гладь.

И чуть слышно их звук замирал вдалеке

  В этой чуткой прохладе ночной,

И катились опять всё сильнее они,

  Будто в море волна за волной.

17 сентября 1894

Феодосия

Над могилой В. К. Виноградова

Да, он умер… Полны изумленья

Мы стоим пред могилой немой,

Будто здесь отдохнул от мученья

Кто-то близкий, любимый, родной.

Да, он умер… Ужасное слово!

Оно страшно и дико звучит!

Не найдем никого мы другого,

Кто его нам теперь заменит.

О болезни его мы слыхали,

Знали все, как он страшно страдал,

Но, что будет, мы знать не желали,

И удар неожиданно пал.

Весть о смерти мгновенно промчалась.

Всякий был глубоко поражен.

«Да, он умер!» – кругом раздавалось,

Но казалось, что жив еще он.

Только тут вот, при этой могиле,

Мы познали вполне в первый раз,

Как его глубоко мы любили,

И как много он сделал для нас.

20 сентября 1894

Феодосия

«Когда Анджело Моисея…»

Когда Анджело Моисея

Рукой искусною кончал,

И мертвый мрамор под ударом

Резца внезапно оживал,

В каком-то диком исступленьи

Занес он молот свой над ним:

«Живи ж!» И мрамор неподвижный

Зажегся гневом неземным.

29 сентября 1894

Феодосия

Песня о нужде

Слава тебе, о нужда беспросветная!

Светоч прогресса ты в небе зажгла.

Вечно звучит тебе песня приветная:

  Слава тебе, о нужда!

Только среди беспросветного мрака

Мысль о свете могла возродиться,

Только среди беспросветного мрака

Начали люди ко свету стремиться.

  Слава тебе, о нужда!

Только под гнетом тяжелого рабства

Мысль о свободе могла возродиться,

Только под гнетом тяжелого рабства

Начали люди к свободе стремиться.

  Слава тебе, о нужда!

Только в эпоху и лжи и разврата

Мысль о правде могла возродиться.

Только в эпоху лжи и разврата

Начали люди ко правде стремиться.

  Слава тебе, о нужда!

Только среди притеснений тяжелых

Мысль о братстве могла возродиться,

Только среди притеснений тяжелых

Начали люди ко братству стремиться.

  Слава тебе, о нужда!

Слава тебе, о нужда беспросветная:

Светоч прогресса ты в небе зажгла.

Вечно звучит тебе песня приветная:

  Слава тебе, о нужда!

30 сентября 1894

Феодосия

К портрету Е. В. Д<уран>те

Часто я в раздумьи вижу пред собою

Эти строгие, чудные черты,

Полные любовью высшей, неземною,

Полные духовной, вечной красоты.

Видно в них так много мысли и желанья,

Чистые надежды, чистые мечты,

К горю и несчастью много состраданья,

Много детской веры, детской чистоты.

Только то ль при встрече с ней самой узнаю,

Что сказал так ясно мне ее портрет?

Или этих мыслей я не угадаю

Или этих мыслей в ней и вовсе нет?

Только быть не может, чтоб лицо такое

Было бы духовно слабому дано,

И чтобы под этой чудной скорлупою

Не было бы скрыто чудное зерно!

1 октября 1894

Феодосия

В альбом Е. К. П<апахри>сто

Когда среди речей веселых,

В тиши ночей, при блеске дня,