Том 2. Стихотворения - [2]

Я украсил бы берег жемчужиной искрой морскою –

  Но не знал бы я, сколько сокрыто их всех глубиной.

Если б я родился не стремящимся жадным Поэтом,

  Я расцвел бы как ландыш, как белый влюбленный цветок,

Но не знал бы я, сколько цветов раскрывается летом,

  И душистые сны сосчитать я никак бы не мог.

Так, тебя воспевая, о, счастье, о, Солнце святое,

  Я лишь частию слышу ликующий жизненный смех,

Все люблю я в тебе, ты во всем и всегда – молодое,

  Но сильнее всего то, что в жизни горишь ты – для всех.

6

Люблю в тебе, что ты, согрев Франциска,

Воспевшего тебя, как я пою,

Ласкаешь тем же светом василиска,

Лелеешь нежных птичек и змею.

Меняешь бесконечно сочетанья

Людей, зверей, планет, ночей, и дней,

И нас ведешь дорогами страданья,

Но нас ведешь к Бессмертию Огней.

Люблю, что тот же самый свет могучий,

Что нас ведет к немеркнущему Дню,

Струить дожди, порвавши сумрак тучи,

И приобщает нежных дев к огню.

Но, если, озаряя и целуя,

Касаешься ты мыслей, губ, и плеч,

В тебе всего сильнее то люблю я,

Что можешь ты своим сияньем – сжечь.

Ты явственно на стоны отвечаешь,

Что выбор есть меж сумраком и днем,

И ты невесту с пламенем венчаешь,

Когда в душе горишь своим огнем.

В тот яркий день, когда владыки Рима

В последний раз вступили в Карфаген,

Они на пире пламени и дыма

Разрушили оплот высоких стен,

Но гордая супруга Газдрубала,

Наперекор победному врагу,

Взглянув на Солнце, про себя сказала

«Еще теперь я победить могу!»

И, окружив себя людьми, конями,

Как на престол взошедши на костер,

Она слилась с блестящими огнями,

И был триумф – несбывшийся позор.

И вспыхнуло не то же ли сиянье

Для двух, чья страсть была сильней, чем Мир,

В любовниках, чьи жаркие лобзанья

Через века почувствовал Шекспир.

Пленительна, как солнечная сила,

Та Клеопатра, с пламенем в крови,

Пленителен, пред этой Змейкой Нила,

Антоний, сжегший ум в огне любви.

Полубогам великого Заката

Ты вспыхнуло в веках пурпурным днем,

Как нам теперь, закатностью богато,

Сияешь алым красочным огнем.

Ты их сожгло Но в светлой мгле забвенья

Земле сказало «Снова жизнь готовь!» –

Над их могилой легкий звон мгновенья,

Пылают маки, красные, как кровь.

И как в великой грезе Македонца

Царил над всей Землею ум один,

Так ты одно царишь над Миром, Солнце,

О, мировой закатный наш рубин!

И в этот час, когда я в нежном звоне

Слагаю песнь высокому Царю,

Ты жжешь костры в глубоком небосклоне,

И я светло, сжигая жизнь, горю!

7

О, Мироздатель,

Жизнеподатель,

Солнце, тебя я пою!

Ты в полногласной

Сказке прекрасной

Сделало страстной

Душу мою!

Жизни податель,

Бог и Создатель,

Мудро сжигающий – Свет!

Рад я на пире

Звуком быть в лире, –

Лучшего в Мире

Счастия нет!

Солнечный луч

Свои мозг пронзил я солнечным лучом.

Гляжу на Мир Не помню ни о чем.

Я вижу свет, и цветовой туман.

Мой дух влюблен. Он упоен. Он пьян.

Как луч горит на пальцах у меня!

Как сладко мне присутствие огня!

Смешалось все. Людское я забыл.

Я в мировом. Я в центре вечных сил.

Как радостно быть жарким и сверкать!

Как весело мгновения сжигать!

Со светлыми я светом говорю.

Я царствую. Блаженствую. Горю.

Сигурд

Когда Сигурд отведал крови

  Убитого Фафнира,

Весь Мир ему открылся вновь,

  Узнал он утро Мира

Он увидал рожденье грома,

  Проник в язык он птиц,

И все, что было так знакомо,

  Оделось в блеск зарниц.

Певец, что был лицом прекрасен,

  И был в словах разумен,

Узнал, как смысл явлений ясен,

  Как хор их многошумен.

Он был избранником для пира,

  Прочь то, что нас гневит,

Он звал соперником Фафнира,

  Соперник был убит.

Сигурд, Сигурд, ты был властитель,

  Возлюбленный Судьбою,

Да будет славен победитель,

  Ты взял добычу с бою.

Сигурд, Сигурд, ты звался Чудом,

  Ты смело в Мире шел,

Ты видел Землю изумрудом,

  И пел тебе орел.

«Возьми», он пел напевом властным,

  «Запястья золотые,

В них день горит, с отливом красным,

  В них звезды молодые.

Налей свой кубок, в блеске пира,

  Забудь, что было встарь,

Тебе открыто утро Мира,

  И ты в том Мире – Царь».

Что мне нравится

Что мне больше нравится в безднах мировых,

И кого отметил я между всех живых?

Альбатроса, коршуна, тигра, и коня,

Жаворонка, бабочку, и цветы огня.

Альбатрос мне нравится тем, что он крылат,

Тем, что он врезается в грозовой раскат

В коршуне мне нравится то, что он могуч,

И, как камень, падает из высоких туч.

В тигре то, что с яростью мягкость сочетал,

И не знал раскаянья, Бога не видал.

И в других желанно мне то, что – их вполне,

Нравятся отдельностью все созданья мне

Жаворонок – пением, быстротою – конь,

Бабочка – воздушностью, красотой – огонь.

Да, огонь красивее всех иных живых,

В искрах – ликование духов мировых.

И крылат и властен он, в быстроте могуч,

И поет дождями он из громовых туч.

По земле он ластится, жаждет высоты,

В красные слагается страстные цветы.

Да, огонь красивее между всех живых,

В искрах ликование духов мировых.

В пламени ликующем – самый яркий цвет.

В жизни – смерть, и в смерти – жизнь

Всем живым – привет!

Мои звери

Мой зверь – не лев, излюбленный толпою,

Мне кажется, что он лишь крупный пес.

Нет, желтый тигр, с бесшумною стопою

Во мне рождает больше странных грез.

И символ Вакха, – быстрый, сладострастный,

Как бы из стали, меткий леопард,

Он весь как гений вымысла прекрасный,

Отец легенд, зверь-бог, колдун и бард.