Том 2. Стихотворения 1917-1922 - [3]

Пришло оно, как роковое известье.

Личиной лживою наскучило,

Рукою, скрюченной проклятьем.

За что? за что ты его мучило,

Законодателя объятья?..

Оно шагнуло, дрогнуло и стало,

Порой Кшесинская и ужас,

И поклонилось шагом мотылька

И каждым трепетало лоскутом.

Как будто бога очи черные,

Дикарский разум полоня,

Виденьем подошло в падучей

И каждый лист <его> сухой

Трепещет, точно мертвой девы поцелуй.

Оно дрожит, проходит, струясь.

Пришло и дышит: «Ты», – кивая.

Кто это? – дерево? волшебница живая?

1917

«Ты же, чей разум стекал…» >*

Ты же, чей разум стекал,

Как седой водопад,

На пастушеский быт первой древности,

Кого числам внимал очарованный гад

И послушно плясал,

И покорно скакал

В кольцах ревности,

И змея плененного пляска и корчи,

И кольца, и свист, и шипение

Кого заставляли все зорче и зорче

Шиповники солнц понимать точно пение,

Кто череп, рожденный отцом,

Буравчиком надменно продырявил

И в скважину спокойно вставил

Душистую ветку Млечного Пути

В жемчужинах синей росы,

В чьем черепе, точно стакане,

Жила росистая ветка Млечного Пути –

О колос созвездий, где с небом на ты,

А звезды несут покорные дани –

Крылатый, лети!

Я, носящий весь земной шар

На мизинце правой руки,

Тебе говорю: Ты!

Так я кричу,

И на моем каменеющем крике

Ворон священный и дикий

Совьет гнездо, и вырастут ворона дети,

А на руке, протянутой к звездам,

Проползет улитка столетий.

7 декабря 1917, 1922

«Сияющая вольза…» >*

Сияющая вольза

Желаемых ресниц

И ласковая дольза

Ласкающих десниц.

Чезори голубые

И нрови своенравия.

О, мраво! Моя моролева,

На озере синем – мороль.

Ничтрусы – туда!

Где плачет зороль.

<1917>

«Капает с весел сияющий дождь…» >*

Капает с весел сияющий дождь,

Синим пловцов величая.

Бесплотным венком ты увенчан, о вождь

То видим и верим, чуя и чая.

Какой он? Он русый, точно зори,

Как колос спелой ржи.

А взоры – льды и море,

Где плавают моржи.

И жемчугом синим пламена

Сплетают холодный венок,

А он, потерявший имёна,

Стоит, как всегда одинок.

Но стоит, держа кормило,

И не дружит с кистенем.

И что ему на море мило?

И что тосковало о нем?

А ветер все крепче и крепче!

Суровый и бешеный моря глагол!

Но имя какое же шепчет

Он, тот, кому море престол?

Когда голубая громада

Закрыла созвездий звено,

Он бросил клич: Надо!

Веди, голубое руно!

1918, 1922

«И черный рак на белом блюде…» >*

И черный рак на белом блюде

Поймал колосья синей ржи.

И разговоры о простуде,

О море праздности и лжи.

Но вот нечаянный звонок:

«Мы погибоша, аки обре!»

Как Цезарь некогда, до ног

Закройся занавесью! Добре!

Умри, родной мой! Взоры если

Тебя внимательно откроют,

Ты скажешь, развалясь на кресле:

«Я тот, кого не беспокоят».

<1918>, 1922

«Вновь труду доверил руки…» >*

Вновь труду доверил руки

И доверил разум свой.

Он ослабил голос муки,

Неумолчный ночью вой.

Судьбы чертеж, еще загадочный,

Я перелистываю днями.

Блеснет забытыми заботами

Волнующая бровь,

Опять звенит работами

Неунывающая кровь.

<1918>

«Про узы…» >*

Про узы,

Про цепи,

Про путы

Все песни пропеты.

Но я, опьяняемый тонкою бровью,

Молнии слов серебро вью.

1918

«А я…» >*

Л. Г.

А я

Из вздохов дань

Сплетаю

В Духов день.

Береза склонялась к соседу,

Как воздух зеленый и росный.

Когда вы бродили по саду,

Вы были смелы и прекрасны.

Как будто увядает день его,

Береза шуметь не могла.

И вы ученица Тургенева!

И алое пламя повязки узла!

Может быть, завтра

Мне гордость

Сиянье сверкающих гор даст.

Может, я сам

К семи небесам

Многих недель проводник,

Ваш разум окутаю,

Как строгий ледник.

И снежными глазами

В зеленые ручьи

Парчой спадая гнутою,

Что все мы – ничьи,

Плещем у ног

Тканей низами,

Горной тропой поеду я,

Вас проповедуя.

Что звезды и солнце – все позже устроится.

А вы, вы – девушка в день Троицы.

Там буду скитаться годы и годы.

С коз

Буду писать сказ

О прелестях горной свободы.

Их дикое вымя

Сосет пастушонок.

Где грозы скитаются мимо,

В лужайках зеленых,

Где облако мальчик теребит,

А облако – лебедь,

Усталый устами.

А ветер,

Он вытер

Рыданье утеса

И падает, светел,

Выше откоса.

Ветер утих. И утух.

Вечер утех

У тех смелых берез,

С милой смолой,

Где вечер в очах

Серебряных слез.

И дерево чар

Серебряных слов.

Нет, это не горы!

Думаю, ежели к небу камень теснится,

А пропасти пеной зеленою моются,

Это твои в день Троицы

Шелковые взоры.

Где тропинкою шелковой,

Помните, я шел к вам,

Шелковые ресницы!

Это,

Тонок

И звонок,

Играет в свирель

Пастушонок.

Чтоб кашу сварить,

Пламя горит.

А в омуте синем

Листья кувшинок.

1918

«Ветер – пение…» >*

Ветер – пение

Кого и о чем?

Нетерпение

Меча быть мячом.

Люди лелеют день смерти,

Точно любимый цветок.

В струны великих, поверьте,

Нынче играет Восток.

Быть может, нам новую гордость

Волшебник сияющих гор даст,

И, многих людей проводник,

Я разум одену, как белый ледник.

1918, 1919

Из «Великого Четверга» >*

Там люди идут в рощи

Молиться – ложе с кем

Весною разделить;

И пламя глазом божеским

На белых старцев нить

(Молящиеся мощи)

Бросает тень багровую –

Веселою дубровою

Глазам седых небес

Листвой сквозных завес

В осинах среброствольных,

Прямых и богомольных.

1918

В саду >*

Где резкие цветы

На черной чаще,

Устами истомы

Звучащий

Там

Стоит и [поет]

И красен, точно плод, рот.

И ты

За пеплом снеговым

Сидишь немая,

Как пламя одинока,

Певцу внимая

Под тенью дерева.

Слова венком плетет

Он, темноустый, полуголый.

В нем моря стон,

И зверя вой,

И шум потока,