Однажды Савелов сказал ему: «Вы назначен вице-губернатором». Невозможно описать изумление и радость ее отца, всего их семейства. До той поры Савелов не бывал у них. Она и он не знали друг друга. Он едва ли и помнил, если случайно слышал, что она существует на свете. Встречаться им было негде. Он вовсе не бывал на губернских балах. Она почти не бывала в высшем губернском кругу: у отца было слишком мало денег. Она однажды видела Савелова в соборе, в большой царский праздник. Он, разумеется, не заметил ее за толпою стоявших ближе к почетнейшим местам. – Теперь он стал бывать у них. Она понравилась ему. Он ей также, – по крайней мере, так ей казалось тогда. Ей могло казаться это; она могла сама не понимать себя. Правда, ей было уже двадцать лет; но она почти вовсе не бывала в свете. Правда и то, ей уже делали предложения; но какие люди? – или пожилые, или, если молодые, то слишком неблестящие. У нее не было приданого. А жили они так уединенно, воспитана она была так скромно, что романических отношений она не имела. Она не видывала вблизи молодых людей, которых можно было бы сравнивать с Савеловым. Он красивый мужчина, с прекрасными манерами. Говорили, что он суров; но говорили только взяточники. Все честные люди хвалили его. В их городе он казался полубогом, по своей силе в Петербурге. Ее отец и мать, еще и не мечтая о возможности предложения, так много говорили о нем, о блистательной карьере, какая ждет его. Могло ли ей не казаться, что он нравится ей? – Могла ли она не почесть себя счастливой, когда он сделал предложение?
Так она говорила. Даже и недогадливому Волгину нетрудно было понять из этих слов и ее характер и то, с какими чувствами выходила она замуж. – Человек с поэтическою дурью или с неумолимыми принципами думал бы о ней очень низко. Но Волгин, хотя и простяк, все-таки знал, что люди слишком любят рисоваться, и ценил в ней то, что она не сочинила ни принуждения со стороны отца с матерью, ни романического увлечения со своей стороны. Пусть она вышла замуж больше по расчету, нежели по влечению сердца, – за что презирать ее, когда у нее не было ни расположения к другому, ни отвращения к тому, за кого решалась идти? – Она, конечно, думала, что пылкие страсти – выдумка поэтов или сумасбродство. Вероятно, она и прожила бы весь свой век без увлечений, если бы не попала в общество, где слишком много блеска и пустоты, праздности, скуки, пронырств и волокитства. Она казалась Волгину женщиною кроткого характера и непылкого темперамента; быть может, она увлеклась надеждою блистать в Петербурге, желанием стать важною дамою, – но и жених не был ни старик, ни урод. Напротив, он действительно был красивый мужчина, очень изящный. Волгин не сомневался в том, что, кроме расчета, было у нее и влечение к нему. Пусть не очень глубокое или поэтическое, – но она и говорит о своем влечении без пышных фраз. Простота и честность нравились Волгину, и он всегда называл хорошим человеком того, в ком находил их. За них он всегда готов был извинять и довольно большие слабости.
– Вы не были влюблены в вашего жениха? – спросил он, чтобы испытать, не слишком ли полагается на простоту и честность ее характера. – Она поняла, что он невыгодно думает о том, как она вышла замуж, и покраснела. Ему показалось, что она и колеблется, как отвечать. Но если она и действительно колебалась, она вышла из борьбы с честью для себя, по крайней мере, в его глазах ее ответ делал честь ей.
– Нет, – сказала она, потупивши глаза. – Я не была влюблена в него; и я не была влюблена ни в кого до… до… вы знаете… – Она не заплакала. Но видно было, что ей легче бы дать волю слезам, нежели сдержать их.
«Она и неглупая женщина, – по крайней мере умеет отвечать, – подумал Волгин. – Потому что заставила меня опять несколько расчувствоваться».
Она довольно долго молчала. Потом стала говорить довольно спокойно. Ее слова были опять так просты, что даже и Волгину было нетрудно видеть из ее рассказа всю правду. Впрочем, и правда эта была очень проста для понимания.
Она не была влюблена в Савелова. Но она было хорошо расположена к нему. От него зависело, чтоб это чувство сохранилось, упрочилось. Но он человек сухого сердца. Она не была требовательна в этом отношении: она не сходила с ума от любви к мужу, и ей вовсе не было надобно, чтоб он был без ума от нее. Но она имела расположение к нему, – и она не могла быть счастливою, когда поняла, что он совершенно холоден к ней. – «Я говорю о его сердце, – сказала, она. – Зачем он брал жену, если жена – существо, такое незанимательное для него? – Удобнее, лучше для него было бы нанимать маленькую квартиру для какой-нибудь женщины, взятой с улицы. Это стоило бы ему дешевле, нежели жена. Он не способен понимать, что жениться не значит только взять женщину на содержание. У него сердце, не способное к привязанности».
– Я уверен, что он очень привязан к вам, – вас называют красавицею, – сказал Волгин.
– На улице он мог бы найти любовницу очень красивую, – отвечала она. – Для него было бы все равно, та или другая женщина, лишь была бы молода и красива. – Но что я говорю? – Он верен мне, а я… о, до какого унижения довел он меня! – Я должна сознаваться, что он прав передо мною, а я преступница перед ним!.,
