Том 2. Пламенный круг. Лазурные горы - [21]

Высоко над головой,

Я помчался б, приседая,

Дробь ногами выбивая,

Пред хохочущей толпой.

Вкруг литого, золотого,

Недоступного тельца,

Отгоняя духа злого,

Что казнит меня сурово

Скудной краскою лица.

Что ж меня остановило?

Или это вражья сила

Сокрушила бубен мой?

Отчего я с буйным криком

И в безумии великом

Пал на камни головой?

«Поёт печальный голос…»

Поёт печальный голос

Про тишину ночную,

Глядит небесный лебедь

На линию земную.

На ней роса мерцает

От четырёх озёр.

В лазоревое море

Она подъемлет взор.

Поёт печальный голос

О чём-то непонятном.

Пред смертью ль горний лебедь.

В пути ли невозвратном?

Она в печали нежной,

Она как снег бела,

Её волна колышет,

Её лелеет мгла.

Сон («В мире нет ничего…»)

В мире нет ничего

Вожделеннее сна, –

Чары есть у него,

У него тишина,

У него на устах

Ни печаль и ни смех,

И в бездонных очах

Много тайных утех.

У него широки,

Широки два крыла,

И легки, так легки,

Как полночная мгла.

Не понять, как несёт,

И куда, и на чём, –

Он крылом не взмахнёт,

И не двинет плечом.

«Устав брести житейскою пустыней…»

Устав брести житейскою пустыней,

    Но жизнь любя,

Смотри на мир, как на непрочный иней,

    Не верь в себя.

Разлей отраву дерзких отрицаний

    На ткань души,

И чувство тождества своих сознаний

    Разбить спеши.

Не верь, что тот же самый был ты прежде,

    Что и теперь,

Не доверяйся радостной надежде,

    Не верь, не верь!

Живи и знай, что ты живёшь мгновеньем,

    Всегда иной,

Грядущим тайнам, прежним откровеньям

    Равно чужой.

И думы знойные о тайной цели

    Всебытия

Умрут, как звон расколотой свирели

    На дне ручья.

«Расцветайте, расцветающие…»

Расцветайте, расцветающие,

Увядайте, увядающие,

Догорай, объятое огнём, –

Мы спокойны, не желающие,

Лучших дней не ожидающие,

Жизнь и смерть равно встречающие

С отуманенным лицом.

«Я лесом шёл. Дремали ели…»

Я лесом шёл. Дремали ели,

Был тощ и бледен редкий мох, –

Мой друг далёкий, неужели

Я слышал твой печальный вздох?

И это ты передо мною

Прошёл, безмолвный нелюдим,

Заворожённый тишиною

И вечным сумраком лесным?

Я посмотрел, – ты оглянулся,

Но промолчал, махнул рукой, –

Прошло мгновенье, – лес качнулся, –

И нет тебя передо мной.

Вокруг меня дремали ели,

Был тощ и бледен редкий мох,

Да сучья палые желтели,

Да бурелом торчал и сох.

«Не понять мне, откуда, зачем…»

Не понять мне, откуда, зачем

И чего он томительно ждет.

Предо мною он грустен и нем,

  И всю ночь напролёт

Он вокруг меня чем-то чертит

На полу чародейный узор,

И куреньем каким-то дымит,

  И туманит мой взор.

Опускаю глаза перед ним,

Отдаюсь чародейству и сну, –

И тогда различаю сквозь дым

  Голубую страну.

Он приникнет ко мне и ведёт,

И улыбка на мёртвых губах, –

И блуждаю всю ночь напролёт

  На пустынных путях.

Рассказать не могу никому,

Что увижу, услышу я там, –

Может быть, я и сам не пойму,

  Не припомню и сам.

Оттого так мучительны мне

Разговоры, и люди, и труд,

Что меня в голубой тишине

  Волхвования ждут.

«Вне миров проносился…»

Вне миров проносился

Неразгаданный сон.

Никому не приснился

Никогда еще он.

Непреклонною волей

Он стремился вдали

От небесных раздолий

И от тесной земли.

Он бежал человека,

Бытия не желал,

Но от века до века

Всё кого-то искал.

«Не нашел я дороги…»

Не нашел я дороги,

И в дремучем лесу

Все былые тревоги

Осторожно несу.

Все мечты успокоя,

Беспечален и нем,

Я заснувшего зоя

Не тревожу ничем.

Избавление чую,

Но путей не ищу, –

Ни о чём не тоскую,

Ни на что не ропщу.

«Покоя мёртвых не смущай…»

Покоя мёртвых не смущай, –

Засыпь цветами всю гробницу,

Но в равнодушную слезницу

Туманных взоров не склоняй.

Из замогильной мрачной дали

Не долетит, как ни зови,

Ответный стон её любви

На дикий вопль твоей печали.

«Быть с людьми – какое бремя!..»

  Быть с людьми – какое бремя!

О, зачем же надо с ними жить!

  Отчего нельзя всё время

Чары деять, тихо ворожить,

  Погружаться в созерцанье

Облаков, и неба, и земли,

  Быть, как ясное молчанье

Тихих звёзд, мерцающих вдали!

«Вот минута прощальная…»

Вот минута прощальная

До последнего дня…

Для того ли, печальная,

Ты любила меня?

Для того ли украдкою,

При холодной луне,

Ты походкою шаткою

Приходила ко мне?

Для того ли скиталася

Ты повсюду за мной,

И ночей дожидалася

С их немой тишиной?

И опять, светлоокая,

Ты бледна и грустна,

Как луна одинокая,

Как больная луна.

«Словами горькими надменных отрицаний…»

Словами горькими надменных отрицаний

Я вызвал Сатану. Он стал передо мной

Не в мрачном торжестве проклятых обаяний, –

Явился он, как дым, клубящийся, густой.

Я продолжал слова бесстрашных заклинаний, –

И в дыме отрок стал, прекрасный и нагой,

С губами яркими и полными лобзаний,

С глазами, тёмными призывною тоской.

Но красота его внушала отвращенье,

Как гроб раскрашенный, союзник злого тленья,

И нагота его сверкала, как позор.

Глаза полночные мне вызов злой метали,

И принял вызов я, – и вот, борюсь с тех пор

С царём сомнения и пламенной печали.

«Приучив себя к мечтаньям…»

Приучив себя к мечтаньям,

Неживым очарованьям

Душу слабую отдав,

Жизнью занят я минутно,

Равнодушно и попутно,

Как вдыхают запах трав,

Шелестящих под ногами

В полуночной тишине,

Отвечающей луне

Утомительными снами

И тревожными мечтами.

«Приподняла ты тёмный полог…»

Приподняла ты тёмный полог

И умертвила милый сон, –

Но свет очей моих недолог,

И днём я скоро утомлен.