Том 2 и 3. Виннету: Виннету. Белый брат Виннету. Золото Виннету - [8]

Так как мы боялись индейцев, то вынуждены были отказаться от добывания пищи охотой — ведь это могло навести краснокожих на наши следы. Все, что нам была нужно, мы привозили на волах из Санта-Фе. К сожалению, этот способ транспорта был так ненадежен, что нередко, в ожидании прибытия провианта, мы не могли продвигаться дальше.

Вторая причина промедления заключалась в составе нашего отряда. Я говорил уже, что был встречен в Сент-Луисе очень дружелюбно как старшим инженером, так и тремя землемерами. Этот прием дал мне возможность предполагать, что между нами установится продуктивное сотрудничество. К сожалению, я жестоко ошибся.

Мои коллеги были настоящие янки, видевшие во мне только грингорна и неопытного немчика. Сами они хотели лишь побольше заработать и совершенно не задумывались над тем, насколько добросовестно выполняли работу. Я, как «честный немец», являлся для них только помехой, и они скоро отказали мне в своем благосклонном расположении. Это меня нимало не встревожило, и я спокойно продолжал исполнять свои обязанности. Скоро я заметил, что у них были очень скудные познания в своей специальности. Наиболее трудные работы они подсовывали мне, себе же старались всячески облегчить задачу. Я не возражал, так как всегда придерживался того мнения, что человек становится сильнее по мере того, как работает.

Старший инженер, мистер Бэнкрефт, был еще самый сведущий из них; к сожалению, скоро обнаружилось, что он питает слабость к виски. Из Санта-Фе было привезено несколько бочонков этого пагубного напитка, и с тех пор он гораздо больше интересовался своим бренди, чем измерительными инструментами. Случалось, что он по полдня валялся на земле, совершенно пьяный. Землемеры Ригге, Мэрци и Уилер (так же, впрочем, как и я) должны были платить за виски наравне с инженером; поэтому они пили наперегонки с ним, чтобы не оказаться в убытке. Неудивительно, что и эти господа часто бывали в приподнятом настроении. Ввиду того, что я ни капли не брал в рот, вся работа взваливалась на меня; они же попеременно то пили, то отсыпались с похмелья. Уилер был еще самый любезный из них — у него хоть хватало ума понять, что я старался ради них, в сущности, совершенно не обязанный этого делать. Само собой разумеется, работа наша много теряла от всех этих обстоятельств.

Остальной состав отряда оставлял желать еще большего. По прибытии на участок мы застали на нем двенадцать поджидавших нас вестменов. Первое время, как новичок, я испытывал к ним довольно большое почтение. Однако вскоре я понял, что имею дело с людьми, стоящими на чрезвычайно низком нравственном уровне.

Они должны были защищать нас и оказывать нам помощь при работе. К счастью, за все три месяца не произошло ничего, что могло бы побудить меня прибегнуть к их сомнительной защите; что же касается помощи в работе, то я с полным правом могу утверждать, что здесь собрались самые отъявленные лентяи Соединенных Штатов.

Ясно, что дисциплина при таких условиях была в самом печальном состоянии!

Старшим считался у нас Бэнкрефт, и хотя он старался держаться соответствующим образом, но его никто не слушался. Когда он давал приказания, его высмеивали. Тогда с его стороны сыпались проклятия, какие мне редко приходилось слышать, после чего он отправлялся к своему бочонку. Ригге, Мэрци и Уилер отличались от него немногим. Все это дало мне возможность взять в свои руки бразды правления, но действовать пришлось так, чтобы никто этого не заметил. Эти люди не могли, конечно, относиться вполне серьезно к молодому неопытному человеку, каковым был я в то время. Если бы я, не выказав благоразумия, заговорил с ними повелительным тоном, то они ответили бы мне громким и презрительным смехом. Нет, я должен был действовать незаметно и осторожно, как мудрая женщина, умеющая так искусно повелевать строптивым мужем, что он и не подозревает об этом. Эти необузданные, полудикие вестмены называли меня раз десять за сутки грингорном, и все же они бессознательно считались со мной, будучи уверены, что повинуются только собственной воле.

Большую помощь оказал мне при этом Сэм Хоукенс и его товарищи Дик Стоун и Билли Паркер. Все трое были в высшей степени честные и притом опытные, умные и смелые люди, о которых хорошо отзывались далеко в окружности. Они держались большей частью около меня, других же чуждались, по делали это так, чтобы те не могли обидеться. Сэм Хоукенс, несмотря на свои смешные качества, умел справляться с этой упрямой компанией. Когда он полушутливым, полустрогим голосом на чем-либо настаивал, его желание всегда исполнялось, и это помогало мне в достижении цели.

Между нами втайне установились отношения, которые я скорее всего сравнил бы с сюзеренными отношениями между двумя государствами. Он взял меня под свое покровительство, не подумав спросить на это моего согласия. Я ведь был грингорном, а он — испытанным вестменом, слова и действия которого были непогрешимы. Как только предоставлялся этому случай, он немедленно принимался за мое практическое и теоретическое обучение во всем, что необходимо было уметь и знать на Диком Западе. И хотя высшую школу впоследствии я прошел у Виннету, — моим первым учителем был Сэм Хоукенс. Он собственноручно сделал мне лассо и позволил упражняться в его метании на себе и своей лошади. Когда я достиг того, что петля каждый раз без промаха обхватывала цель, он искренне обрадовался и воскликнул: