Том 2 и 3. Виннету: Виннету. Белый брат Виннету. Золото Виннету - [48]

Прежде всего я разрезал ремни на ногах Виннету. До верхнего ремня я, однако, не мог дотянуться в лежачем положении, кроме того, если бы мне это и удалось, я легко мог бы поранить при этом апача. Таким образом, для того чтобы высвободить его руки, я вынужден был привстать. Но это могло бы привлечь внимание караульного, и я очутился бы в очень затруднительном положении. Вот в этот-то момент мне и пригодился собранный песок. Я сунул руку в карман, захватил горсть песку и запустил им в стоявший по ту сторону дерева колючий куст. Раздался подозрительный шорох. Краснокожий обернулся и посмотрел по направлению куста, но тотчас же успокоился. Я повторил опыт, и на этот раз индеец встревожился. Ведь в кусте могло скрываться какое-нибудь ядовитое пресмыкающееся! Он встал, подошел к кусту и принялся внимательно исследовать его, стоя к нам спиной. Я воспользовался удобным моментом, вскочил на ноги и перерезал ремень, связывающий руки Виннету. При этом мне бросились в глаза прекрасные волосы Виннету, связанные на макушке в шлемообразный пук и тяжело спадавшие на его могучие плечи. Я захватил тонкую прядь и отрезал ее, а затем поспешно приник к земле.

Сделал я это для того, чтобы на всякий случай иметь доказательство, что именно я освободил Виннету.

К моей великой радости, Виннету даже не шелохнулся после того, как я перерезал ремни. Он стоял как вкопанный у дерева, как будто он все еще связан. Это меня успокоило, и я пополз к Инчу-Чуне. Мне удалось освободить его таким же способом, как и Виннету. При этом вождь апачей проявил такую же осторожность и не двинулся с места.

В этот момент у меня мелькнула мысль, что лучше не оставлять перерезанных ремней на земле. Киовы не должны были знать, каким образом пленникам удалось освободиться. Поэтому я спрятал связывающие Инчу-Чуну ремни в карман, пополз к Виннету, сделал то же самое с его ремнями, а затем пустился в обратный путь.

Между тем мои приятели начали уже беспокоиться за меня. Когда я вернулся, Сэм встревоженно шепнул мне:

— А мы уже беспокоились! Ведь вы, сэр, пропадали битых два часа!

Не обращая внимания на его упреки и расспросы, я напряженно следил издалека за освобожденными вождями. Меня удивляло, что они по-прежнему стояли прислонившись к деревьям, как будто их все еще не пускали ремни, между тем как оба они давно уже могли убежать. Дело же обстояло вот как: Виннету догадался, что его освободили раньше чем отца, поэтому он ждал какого-нибудь знака со стороны Инчу-Чуны, который также не трогался с места, думая, что Виннету первый подаст ему сигнал. Сообразив наконец в чем дело, Виннету улучил удобный момент, когда караульный закрыл глаза, и быстро поднял руку, показывая отцу, что он свободен. Инчу-Чуна догадался и подал ему такой же знак. В следующий момент оба апача уже скрылись в кустах.

— Вот те раз! Что же это такое? — воскликнул Сэм. — Дик, Билли, посмотрите хорошенько, видите ли вы еще Виннету или Инчу-Чуну?

Между тем карауливший вождей индеец, заметив бегство пленников, принялся пронзительно кричать. Этот крик разбудил весь лагерь, и все бросились бежать к тому месту, где находились вожди. Я побежал вслед за остальными, делая вид, что ничего не знаю, и из предосторожности выворачивая на бегу карманы с песком.

Я очень сожалел о том, что из всех апачей мне удалось освободить только вождей. О, как бы мне хотелось вернуть свободу всем пленникам, но такая попытка граничила с безумием!

Более двухсот человек обступило деревья, у которых за несколько минут перед тем стояли беглецы. Со всех сторон слышался яростный вой, и тут только я понял, какая меня ожидала бы расправа, если бы киовам удалось обнаружить мою причастность к бегству пленников. Наконец Тангуа призвал всех к спокойствию и приказал половине воинов отправиться в саванны и, несмотря на темноту, приняться за поиски беглецов. Вождь киовов буквально кипел от ярости. Хорошенько замахнувшись, он отвесил сперва здоровенную оплеуху провинившемуся караульному, а затем сорвал с него мешочек с лекарствами. Этим он как бы навсегда наложил на него позорное клеймо.

Если здесь упоминается о мешочке с лекарствами, то это еще не значит, что в нем действительно находились медикаменты или целебные средства. Слово «лекарство» появилось в обиходе у индейцев только после того, как они вошли в соприкосновение с белыми. Им не были знакомы целебные средства бледнолицых, и они приписывали их действие колдовству и сверхъестественным силам. С тех пор они стали называть «лекарством» все, в чем видели проявление волшебства или чему не могли найти подходящего объяснения.

Каждый взрослый мужчина, каждый воин носит свое особое «лекарство», свой талисман. Юноша, прежде чем стать полноправным мужем, обыкновенно уходит от людей и ищет полного уединения.

В течение этого времени он обязан соблюдать строжайший пост — ничего не есть, не пить, даже воды, — и мысленно углубляться в свои планы, надежды и желания. Сильное душевное напряжение, связанное с физическими лишениями, приводит его наконец в такое лихорадочное состояние, что он уже не может отличить иллюзий от действительности. Ему кажется, что на него нисходит вдохновение свыше. Всякий сон представляется ему божественным откровением. Достигнув этой стадии, он с нетерпением ждет, чтобы ему во сне или каким-нибудь другим путем был указан предмет, который на всю его жизнь должен сделаться его «лекарством». Если, скажем, ему приснится летучая мышь, то он до тех пор не успокоится, пока не поймает именно ее… Как только это ему удается, он возвращается в родную деревню и передает свою добычу знахарю, который препарирует ее по всем правилам искусства. Затем молодой войн зашивает свой талисман в мешочек, с которым никогда больше не расстается и который считается самым ценным достоянием индейца. Если собственник этого мешочка теряет его, то одновременно с этим он лишается своей чести и может восстановить ее только в том случае, если ему удастся убить какого-нибудь знаменитого воина и присвоить его талисман.