Том 2. Эмигрантский уезд. Стихотворения и поэмы, 1917-1932 - [48]

Багеты, справедливость и культура…

Крестьяне обжираются икрой,

Рабочий — мощная, свободная фигура.

Буржуазия розовеет с каждым днем,

Интеллигенция ликует от восторга.

Неслыханный, невиданный подъем,—

А все венчает ренессанс Внешторга…»

Лишь об одном ни звука граммофон:

Что сын ее — персона в чрезвычайке,

Что дочь ее — предатель и шпион,

Что все ее друзья из той же шайки.

Что у себя на даче в дни войны,—

На самой буржуазной барской даче,—

Она, для ускорения «весны»,

Хранила бомбы… Ведь нельзя-с иначе…

Что в предварилке высидевши год,

Она жила там мирно, как в курорте.

Зато теперь «проклятый старый гнет»

Она клянет с незлобливостью черта.

А немки слушают и вяжут всласть носки…

«Ах, милый Кремль, Калинкин мост и Невский!

Страна икры, разгула и тоски,

Где жил Толстой, где плакал Достоевский…»

О Господи! Мильон святых могил

Зияет ранами у своего подножья,—

А этот старый, наглый гамадрил

Живет и шамкает и брызжет красной ложью.

<1925>

Политический сонет * > (Вместо передовицы)

«Суровый Дант не презирал сонета»,—

Нам поступать грешно наоборот…

Философы грозят кончиной света,

А жители танцуют всласть фокстрот.

Сто кризисов и каждый без просвета,

Зачахли музы, жизнь — водоворот,

То падает, то лезет вверх монета,

Народ в кино лавиной прет и прет.

Лойолы с капиталами и с весом

Флиртуют беспардонно с красным бесом.

В кого метать летучий бумеранг?..

В средневековье новое вступая,

Невольно скажешь, горестно вздыхая:

О современность, ты — орангутанг!

<1925>

Любовь к ближнему *

Сидите на месте и не рыпайтесь! Париже — ни квартир, ни работы.

(Из письма парижского эмигранта к римскому)

Твой ближний влез уже на плот

И ест, поплевывая в море,—

А ты в волнах, раскрывши рот,

Плывешь к спасительной опоре.

Еще усилие одно…

Но сверху гневный визг протеста:

«Не доплывешь! Ступай на дно!

Здесь на плоту нет больше места!..»

1924, декабрь

Из альбома женоненавистника *

I

На сей планете не бывает, — ах! —

Всей полноты познанья в высшем смысле:

Варвара на пяти щебечет языках,

Но ни один не служит ей для мысли.

II

Мне женщин не понять вовеки:

Дурак — от пят до глаз баран,

А у Софи глаза Сенеки,

Но в голове сплошной изъян.

III

В слезах из рая Ева уходила…

Но ей Адам из перьев какаду

Передник сделал с пряжкой на заду.

Вмиг Ева расцвела: «Как это мило!»

<1925>

Петрушка в Париже * >(Лубок)

Явление I

Петрушка(всплескивая руками, появляется из-за ширмы и поет на мотив «Барыни»):

Укатил я из Москвы,

Потому что жить там нудно,—

Но в Париже мне, увы,

Тоже, братцы, очень трудно…

Поступил бы я в Гиньоль,

Да у них язык французский…

Переучиваться, что ль?

Я ведь, миленькие, русский!..

Смокинг не на что купить…

В кошельке два су на ужин…

В кино, что ли, поступить?

Да кому Петрушка нужен?

Стать шофером? Черта с два!

План Парижа, брат, не шутка.

Все, бывало, трын-трава,—

А теперь — уй-юй — как жутко!..

(Всхлипывает)

Явление II

Ажан:

Эй, гражданин, ваша карт-д’идантите?

Петрушка(встряхивается): У сороки на хвосте!

Ажан:

Ваше ремесло?

Петрушка:

В Каспийское море под лед унесло.

Ажан:

Какое у вас поручительство во Франции?

Петрушка:

Две московских ломбардных квитанции.

Ажан (кричит):

Кто вас здесь может ре-ко-мен-до-вать?

Петрушка:

Почтеннейшая барыня, Кузькина мать.

Ажан(наступая):

Где вы жи-ве-те?!

Петрушка(отступая):

В Люксембургском саду у голландской тети…

Ажан(плюется и тащит его):

Тьфу! Пожалуйте в полицию для объяснения.

Петрушка (визгливо кричит):

Уй-уй-юй! Какое приключение!

Матрена Ивановна, законная супруга,

Петрушке туго!..

Полно глазеть на дамские шляпки,—

Я попал ажану в лапки!

Явление III

Матрена Ивановна(кокетливо):

Отпустите его, господин ажан,

У него нету ни квартиры, ни д’аржан…

Сделать вам глазки?

Показать вам мои подвязки?

Ажан(крутит, покачиваясь, усы).

Петрушка:

Кувалда! При муже?!

Матрена Ивановна:

Смотри, чтоб не было хуже…

(К ажану)

Ах, какой вы, господин ажан, симпатичный!

Сразу видно, что кавалер столичный:

Красные кантики, синий мундир!

Ангел! Ландыш! Кумир!

Ущипнуть вас за щечку?

Петрушка ее оттягивает.

Ажан(сладким голосом):

Попала в самую точку…

Ну что ж, живите, шут с вами,—

Надо ж сделать снисхождение даме.

Только достаньте поручительство…

Петрушка(в сторону):

От месопотамского правительства,

Писанное вилами на воде…

Ажан:

Очень приятно: Adieu!

(Обнимает Матрену Ивановну, целует ее и уходит.)

Петрушка(наступает на Матрену Ивановну):

Матрена! Он тебя поцеловал?!

Матрена Ивановна(задорно):

А ты бы хотел, чтоб он тебя арестовал?

Петрушка(угрожающе):

Ты ему назначила свиданье?

Матрена Ивановна(задорно):

Ревнует?! Чучело баранье…

Ты мне лучше головы не морочь,

А подумай, где мы нынче проведем ночь.

Петрушка(становится в позу и поет речитативом):

Наш приют в кафе «Ротонде»,—

В артистическом бомонде,

Средь художников корявых

И поэтов шепелявых…

Бум!

Там, под стол поджавши ножки,

Сядем тихо у окошка

И возьмем на две персоны

Чашку чаю без лимона.

Бум!

А на стенках, как тартинки,

Понатыканы картинки:

Раскоряченные бабы

И беременные крабы…

Бум!

(Медленно, словно ослабевая)

Ох, устал! Башка, как мякоть…

На дворе и дождь, и слякоть,—

До «Ротонды» б доплестись…

Ну и жисть!..

(Хватается за сердце)

Ай-яй! Дурно… Сосет под ложечкой…

Не владею правой ножечкой!..

Матрена Ивановна(бросается к нему):

Петруша, светик, очнись!

Петрушка(опускается на ширму и свешивает голову и руки):