Том 2. Эмигрантский уезд. Стихотворения и поэмы, 1917-1932 - [30]

Затаи дыханье и читай:

Наша плаха — станет небылицей,

Смолкнут стоны, стихнет хриплый лай…

Пусть Демьяны, новый вид зулусов,

Над его страной во мгле бренчат —

Никогда, пролеткультурный Брюсов,

Не вошел бы он в ваш скифский ад!

Жизнь и смерть его для нас, как рана,

Но душа спокойна за него:

Слава Богу! Он родился рано,

Он не видел, он не слышал ничего…

<1920>

Памяти Л. Н. Андреева *

Давно над равниною русской, как ветер печальный и буйный,

Кружил он взволнованной мыслью, искал, и томился, и звал.

Не верил проклятому быту и, словно поток многоструйный,

Срываясь с утесов страданья, и хрипло, и дико рыдал.

С бессонною жаждой и гневом стучался он в вечные двери,

И сталкивал смерчи безверья, и мучил себя и других…

Прекрасную «Синюю Птицу» терзают косматые звери,

Жизнь — черная смрадная яма, костер из слепых и глухих.

Мы знали «пугает — не страшно», но грянуло грозное эхо.

И, словно по слову пророка, безумный надвинулся шквал:

Как буря, взметнулись раскаты кровавого «Красного Смеха»,

Костлявый и жуткий «Царь-Голод» с «Анатэмой» начал свой бал.

С распятым замученным сердцем одно только слово «Россия»,

Одно только слово «спасите» кричал он в свой рупор тоски,

Кричал он в пространство, метался, смотрел, содрогаясь, на Вия,

И сильное, чуткое сердце, устав, разорвалось в куски…

Под сенью финляндского бора лежит он печально и тихо,

Чужой и холодной землею забиты немые уста.

Хохочет, и воет, и свищет безглазое русское Лихо,

Молчит безответное небо, — и даль безнадежно пуста.

<1920>

«Ах, зачем нет Чехова на свете!» *

Ах, зачем нет Чехова на свете!

Сколько вздорных — пеших и верхом,

С багажом готовых междометий

Осаждало в Ялте милый дом…

День за днем толклись они, как крысы,

Словно был он мировой боксер.

Он шутил, смотрел на кипарисы

И, прищурясь, слушал скучный вздор.

Я б тайком пришел к нему иначе:

Если б жил он, — горькие мечты! —

Подошел бы я к решетке дачи

Посмотреть на милые черты.

А когда б он тихими шагами

Подошел случайно вдруг ко мне,—

Я б, склонясь, закрыл лицо руками

И исчез в вечерней тишине.

<1922>

СТИХОТВОРЕНИЯ, НАПИСАННЫЕ В ЭМИГРАЦИИ И НЕ ВХОДИВШИЕ В ПРИЖИЗНЕННЫЕ ИЗДАНИЯ ПОЭТА (1920–1932)

РУССКАЯ ПЕЧАЛЬ *

И. А. Бунину *

На виселицы срублены березы.

Слепой ордой затоптаны поля —

И только в книгах пламенные розы,

И только в книгах — русская земля!

Поэт-художник! Странная Жар-Птица

Из той страны, где только вой да пни…

Оазис ваш, где все родное снится,

Укроет многих в эти злые дни.

Спасибо вам за строгие напевы,

За гордое служенье красоте…

В тисках растущего, безвыходного гнева,

Как холодно теперь на высоте!

Шагать по комнате, к окну склоняться молча,

Смотреть на мертвые, пустые облака…

Не раз, не раз, гася приливы желчи,

Дрожала ваша скорбная рука…

Когда падет тупое царство низких,—

Для всех оставшихся — разбитых и больных —

Вы будете одним из самых близких,

Одним из самых близких и родных…

1920, октябрь

Скорбная годовщина *

Толстой! Это слово сегодня так странно звучит.

Апостол Добра, пламеневшее жалостью слово…

На наших погостах средь многих затоптанных плит,

Как свежая рана, зияет могила Толстого.

Томясь и страдая, он звал нас в Грядущую Новь,

Слова отреченья и правды сияли над каждым —

Увы! Закрывая лицо, отлетела от мира Любовь

И темная месть отравила томление жажды…

Толстой! Это слово сегодня так горько звучит.

Он истину больше любил, чем себя и Россию…

Но ложь все надменней грохочет в украденный щит

И люди встречают «Осанной» ее, как Мессию.

Что Истина? Трепетный факел свободной души,

Исканья тоскующим сердцем пути для незрячих…

В пустые поля он бежал в предрассветной тиши,

И ветер развеял всю горечь призывов горячих.

Толстой! Это имя сегодня так гордо звучит.

Как имя Платона, как светлое имя Сократа —

Для всех на земле — итальянец он, немец иль бритт —

Прекрасное имя Толстого желанно и свято.

И если сегодня у мирных чужих очагов

Все русское стало как символ звериного быта,—

У родины духа, — бескрайняя ширь берегов

И Муза Толстого вовеки не будет забыта…

Толстой! Это имя сегодня так свято звучит.

Усталость над миром раскинула саван суровый…

Нет в мире иного пути: Любовь победит!

И Истина встанет из гроба и сбросит оковы.

Как путники в бурю, на темном чужом корабле

Плывем мы в тумане… Ни вести, ни зова…

Сегодня мы все на далекой, родимой земле —

У тихой могилы Толстого…

<1920>

Памяти А. Блока *

В аду томился серафим.

Кровавый свод висел над ним…

Чтоб боль отчаянья унять,

Он ад пытался оправдать.

Но странно: темная хвала

Кипела гневом, как хула…

Он смолк. На сломанном крыле

Дрожали тени в дымной мгле.

У врат — безжалостный дракон.

Мечта — распята, воля — сон…

Неспетых песен скорбный рой

Поник над арфою немой.

Уснул… На кроткое чело

Сиянье светлое легло.

Все громче плач, все злей разгул…

                                         Уснул…

<1921>

Е. А. Полевицкой *

Так долог путь: ни вехи, ни приюта…

Ушли в века дни русского уюта,

Бессмысленно ревет, смывая жизнь, гроза.

И вновь к былому тянутся глаза.

В чужом театре — остров русской речи.

Недвижно замерли склонившиеся плечи.

И над рядами реет грустный сон

О русской девушке тургеневских времен.

Она — предчувствие позорной нашей были…

Не ей ли там сквозь сердце меч пронзили?

И не она ли — мать, жена, сестра —