Том 2. Эмигрантский уезд. Стихотворения и поэмы, 1917-1932 - [19]

     Посмотри в окошко на далекий склон:

     Полосой сбегает желтая пшеница,

     И леса под солнцем, как зеленый сон.

Мы пойдем с тобою к ласковой вершине

И орловской песней тишину вспугнем.

Там холмы маячат полукругом синим,

Так играют пчелы над горбатым пнем…

     Если я отравлен темным русским ядом,

     Ты — веселый мальчик, сероглазый гном…

     Свесим с камня ноги, бросим палки рядом,

     Будем долго думать, каждый о своем.

А потом свернем мы в чащу к букам серым.

Сыроежек пестрых соберем в мешок.

Ржавый лист сквозит там, словно мех пантеры,

Белка нас увидит — вскочит на сучок.

     Все тебе скажу я, все, что сам я знаю:

     О грибах-горькушах, про житье ежей,

     Я тебе рябины пышной наломаю…

     Ты ее не помнишь у родных межей?

А когда тумана мглистая одежда

Встанет за горой, — мы вниз сбежим свистя.

Зрей и подымайся, русская надежда,

Сероглазый мальчик, ясное дитя!..

II

Мы с тобой два знатных иностранца:

В серых куртках, в стоптанных туфлях.

Карусель кружится в ритме танца

И девчонки ввысь летят в ладьях…

Вдосталь хлеба, смеха и румянца,

Только мы — полынь в чужих полях.

Опустивши худенькие плечи,

Теребишь ты тихо мой мешок

И внимаешь шумной, чуждой речи,

Как серьезный, умный старичок.

Ноги здесь, а сердце там, далече,

Уплывает с тучей на восток.

Над лужком холмов зеленый ярус

Манит нас раздольной тишиной.

Бок шатра надул под ветром парус,

Собачонка лает за спиной…

Карусель взвевает свой стеклярус

И кружится, словно шар земной!

Солнце — наше, горы — тоже наши…

Ты послушай, что поет поток:

В голубой, для всех раскрытой чаше,

Тонет все — и запад и восток…

Будет жизнь и радостней и краше…

Хочешь, купим глиняный свисток?

На углу закрякали тромбоны:

Впереди двенадцать медных труб.

Сзади — пары, девочки-бутоны.

Сколько ярких, деревенских губ!

Закачались белые колонны

И пошли плясать в прохладный клуб.

Улыбнись, поправь свою подвязку,

Веет ветер, в путь зовет, злодей!

Мы в лесу напишем нынче сказку,—

Там, где пахнет сыростью груздей,—

Про людей, любивших смех и пляску,

Никого не мучивших людей…

III

Все местечко засыпает,

На закате — сноп пожаров.

С колокольни долетает

Девять медленных ударов.

    Мальчик, спать!

Под немецкую перину, в исполинскую кровать.

Рано? Дай мешок со стула,

Перечтем-ка небылицу,

Как летал кузнец Вакула

На чертенке к нам в столицу.

    Знаешь, да?

Эта сказка, словно песня у полтавского пруда…

Кот немецкий в удивленье

Водит спинкою сутулой.

Ты раскрыл глаза в волненье,

Ты умчался за Вакулой…

    Вечер тих.

Электрическая лампа освещает нас троих.

Прочитали. Спит мальчишка.

Кот колдует на пороге.

На полу — родная книжка.

В небе — месяц златорогий.

    Проживем!..

Завтра утром к водопаду на свидание пойдем.

IV

Кем ты будешь? Ученым, свободным ученым!

Мясников слишком много и так.

Над блевотиной лжи, над погостом зловонным

Торжествует бездарный кулак…

        Дьявол сонно зевает,

        Лапой нос зажимает:

Двадцать слов, корка хлеба и мрак.

Может быть, ты откроешь бациллу прохвостов?

Против оспы ведь средство нашли.

Гроздья лозунгов новых наряднее тостов,—

В середине — холодные тли.

        Каин тучен и весел,

        Нож сверкает у чресел,

Холм невинных все выше вдали…

Может быть, ты сумеешь в достаточных дозах

Суп из воздуха выжать для всех?

Укрощенное брюхо возляжет на розах,

Вспыхнет радость, беспечность и смех —

        И не будет причины

        Верить в святость дубины,

В ритуал людоедских потех.

Ты в оглобли труда запряжешь водопады,

И приливы, и ветер, и град:

Полчаса поработал и пой серенады,

Дуй в свирель и соси виноград…

        Шахт не будет бездонных,

        Глаз не будет бессонных,

Люди станут добрее цыплят.

Что-нибудь с идиотами сделать бы надо:

Обязательно средство найди!

С каждым часом растет их крикливое стадо,—

Рот под мышкой, глаза позади,

        Дважды два — то семнадцать,

        То — четыреста двадцать,

Граммофон в голове и в груди.

Я, увы, не увижу… Что поделаешь, — драма…

Ты дождешься. Чрез лет пятьдесят —

(Говорила в Берлине знакомая дама) —

Вся земля расцветет, словно сад…

        Спит мальчишка, не слышит,

        Разметался и дышит.

В небе мертвые звезды горят.

V

        Каждый встречный на дороге

Говорит нам: «Добрый день!»

Мир и вам, чужие люди

Из окрестных деревень!

        Оглядят нас — улыбнутся…

Ясен взор их добрых глаз,

Но тоска непримирима,

Но в душе глухой отказ.

        Мальчик мой, пойдем скорее!

Вон тропинка вьется в лес:

Там безлюдно, как в пустыне,—

Шум ветвей и ширь небес.

        Ты мне сны свои расскажешь,

Я тебе их объясню.

Улыбнемся старой елке,

Камню, бабочке и пню…

        К скалам в глушь пойдем мы в гости

По зеленому хвощу.

Никогда я не забуду,

Никогда я не прощу!

<1920>

Солнце *

На грязь вдоль панели

Из облачной щели

Упали лучи —

Золотые мечи.

Запрыгало солнце

На прутьях балконца,

Расплавилось лавой

На вывеске ржавой,

От глаз через рынок

Столб рыжих пылинок,

Бульдог на повозке

Весь в блеске, весь в лоске,

Отрепья старушки,

Как райские стружки —

Трепещут и блещут,

Сквозят и горят…

В окне ресторанном,

Цветисты и пылки,

Бенгальским фонтаном

Зарделись бутылки,

На шапках мальчишек

Зыбь пламенных вспышек,

Вдоль зеркала луж —

Оранжевый уж…

И даже навоз,

Как клумба из роз.

А там на углу,

Сквозь алую мглу,

Сгибаясь дугой,