Том 2. Драматические произведения - [25]

Приимет государство — не земле,

Ее врагам он только будет страшен!

Голоса

Так! Так! Он прав! Он дело говорит!

Сицкий

Боярин, ты сладкоречив, я знаю!

Ты хитростным умеешь языком

Позолотить все, что тебе пригодно!

Вестимо: ты утратить власть боишься,

Когда другой наместо Иоанна

Возьмет венец! Бояре, берегитесь:

Он мягко стелет — жестко будет спать!

Годунов

Бояре все! Свидетельствуюсь вами —

Не заслужил я этого упрека!

Вам ведомо, что власти не ищу я.

Я говорил по вашей воле ныне —

Но, может быть, я и не прав, бояре;

Меня князь Сицкий старше и умней;

Когда вы с ним согласны, я готов

Признать царем боярина Никиту

Романыча или кого велите!

Голоса

Нет, не хотим Захарьина! Не надо!

Годунов

Иль, может быть, Мстиславского, бояре?

Голоса

Нет, не хотим! И сами мы не меньше

Мстиславского!

Годунов

Иль Шуйского, бояре?

Голоса

И Шуйского не надо! Быть под Шуйским

Мы не хотим! Хотим царя Ивана!

Сицкий

Идите же! Идите все к нему!

Идите в бойню, как баранье стадо!

Мне делать боле нечего меж вас!

(Уходит.)

Голоса и крики

Он бунтовщик! Он оскорбил всю Думу!

Он против всех идет! Он всем досадчик!

Годунов

Не гневайтеся на него, бояре!

Он говорил, как мыслил. Если ж вы

Решили в мудрости своей всей Думой

Идти к царю — пойдем, не надо мешкать!

Захарьин

Когда бы не шатание земли,

Не по сердцу была б мне эта мера,

Но страшно ныне потрясать престол.

Пойдем к царю — другого нет исхода!

Мстиславский

Кто ж будет речь вести?

Захарьин

Да ты, боярин;

Кому ж другому? Ты меж нами старший!

Мстиславский

Неловко мне! Сегодня на меня

И без того разгневался уж царь.

Голоса

Пусть Шуйский говорит!

Шуйский

И мне неловко!

Захарьин

Пожалуй, я речь поведу, бояре!

Мне гнев его не страшен — мне страшна

Земли погибель!

Годунов

Нет, отец названый!

Не допущу тебя я до опалы!

Дай мне вести пред государем речь —

Меня не жаль!

Мстиславский

Пойдемте ж! Годунов

Речь поведет; он всех нас лучше скажет!

Все бояре встают и уходят за Мстиславским.

Салтыков

(уходя, к Голицыну)

А Сицкий-то был прав! Ведь Годунов

Так и глядит, как бы взобраться в гору!

Голицын

Сел ниже всех, а под конец стал первым!

Шереметев

А говорили: быть без мест!

Трубецкой

Дай срок!

И скоро всех татарин пересядет!

Уходят.

Царская опочивальня

Иоанн, бледный, изнуренный, одетый в черную рясу, сидит в креслах, с четками в руках. Возле него, на столе, Мономахова шапка; с другой стороны, на скамье, полное царское облачение. Григорий Нагой подает ему чару.

Нагой

О государь! Не откажись хоть каплю

Вина испить! Вот уж который день

Себя ты изнуряешь! Ничего ты

И в рот не брал!

Иоанн

Не надо пищи телу,

Когда душа упитана тоской.

Отныне мне раскаяние пища!

Нагой

Великий государь! Ужели вправду

Ты нас покинуть хочешь? Что же будет

С царицею? С царевичем твоим

С Димитрием?

Иоанн

Господь их не оставит!

Нагой

Но кто ж сумеет государством править,

Опричь тебя?

Иоанн

Острупился мой ум;

Изныло сердце; руки неспособны

Держать бразды; уж за грехи мои

Господь послал поганым одоленье,

Мне ж указал престол мой уступить

Другому; беззакония мои

Песка морского паче: сыроядец —

Мучитель — блудник — церкви оскорбитель —

Долготерпенья Божьего пучину

Последним я злодейством истощил!

Нагой

О государь! Ты в мысли умножаешь

Невольный грех свой! Не хотел убить ты

Царевича! Нечаянно твой посох

Такой удар ему нанес!

Иоанн

Неправда!

Нарочно я, с намерением, с волей,

Его убил! Иль из ума я выжил,

Что уж и сам не знал, куда колол?

Нет — я убил его нарочно! Навзничь

Упал он, кровью обливаясь; руки

Мне лобызал и, умирая, грех мой

Великий отпустил мне, но я сам

Простить себе злодейства не хочу!

(Таинственно.)

Сегодня ночью он являлся мне,

Манил меня кровавою рукою,

И схиму мне показывал, и звал

Меня с собой, в священную обитель

На Белом озере, туда, где мощи

Покоятся Кирилла-чудотворца.

Туда и прежде иногда любил я

От треволненья мира удаляться;

Любил я там, вдали от суеты,

О будущем покое помышлять

И забывать людей неблагодарность

И злые козни недругов моих!

И умилительно мне было в келье

От долгого стоянья отдыхать,

В вечерний час следить за облаками,

Лишь ветра шум, да чаек слышать крики,

Да озера однообразный плеск.

Там тишина! Там всех страстей забвенье!

Там схиму я приму, и, может быть,

Молитвою, пожизненным постом

И долгим сокрушеньем заслужу я

Прощенье окаянству моему!

(Помолчав.)

Поди узнай, зачем так долго длится

Их совещанье? Скоро ли они

Свой постановят приговор и с новым

Царем придут, да возложу немедля

Я на него и бармы и венец!

Нагой уходит.

Все кончено! Так вот куда приводит

Меня величья длинная стезя!

Что встретил я на ней? Одни страданья!

От младости не ведая покоя,

То на коне, под свистом вражьих стрел,

Языцей покоряя, то в синклите,

Сражаяся с боярским мятежом,

Лишь длинный ряд я вижу за собою

Ночей бессонных и тревожных дней!

Не кротким был я властелином — нет!

Я не умел обуздывать себя!

Отец Сильвестр, наставник добрый мой,

Мне говорил: «Иване, берегись!

В тебя вселиться хочет сатана!

Не отверзай души ему, Иване!»

Но я был глух к речам святого старца,

И душу я диаволу отверз!

Нет, я не царь! Я волк! Я пес смердящий!

Мучитель я! Мой сын, убитый мною!

Я Каина злодейство превзошел!

Я прокажен душой и мыслью! Язвы

Сердечные бесчисленны мои!

О Христе-Боже! Исцели меня!

Прости мне, как разбойнику простил ты!

Очисти мя от несказанных скверней