Том 18 - [10]

«Никому на слово, товарищи, верить нельзя, я извиняюсь перед вами, может быть, это неприятно, — говорил Сталин в январе 1938-го депутатам, — но это крайне необходимо…» (С. 151). «Вот до чего доходила недоверчивость вождя к кадрам!» — возмущались многие из нас по поводу таких слов под влиянием магии «оттепели». И магия зачаровала и сработала, сработала непредсказуемо и безотказно. В итоге мосты оказались снесенными, дороги — размытыми… Беспечность подарила нам распутицу, которой конца пока не видать…

Большинству людей не доводится совмещать в своей текущей деятельности решение значительных общественно-государственных вопросов с влиянием на личные судьбы людей. Никто еще не сумел доказать, что гармония в решении крупных задач, с одной стороны, и соблюдении частных интересов, которые часто идут вразрез с интересами групповыми, классовыми, национальными, общенародными, — с другой, абсолютно возможна. Когда на государственные дела вешают хомут личной карьеры, преуспеяния, благополучия, большая политика низводится до обывательской практики. Когда происходит нечто противоположное — во имя общего дела корежатся, часто незаслуженно, жизни отдельных личностей, — мы имеем дело с проявлением бюрократизма и авторитаризма. По большей части встречаются не чистые типы такого поведения, а переплетение обоих. Нормально избегать таких крайностей, находя меру. Эта проблема неотступно стояла и перед Сталиным. Видимо, он не всегда с ней справлялся, слишком часто допуская второй вариант. Лица, отдавшие предпочтение первому из вариантов, которых «там, наверху» оказалось больше, постарались и его и, главное, свои просчеты приписать одному ему.

Не ходя далеко за фактами, назову двух академиков-философов, которых знал лично и которые до конца дней своих имели претензии к Сталину за проявленное к ним (впрочем, вполне заслуженное) пренебрежение. Один из них, Федосеев, не забыл появления в «Правде» в конце 1952 года статьи Суслова, укорявшего его за несамокритичность и двуличие и ставившего вопрос: «искренне ли, с внутренним убеждением или формально излагаются им ныне правильные марксистские положения, не хитрит ли автор?» (Правда. 1952. 24 декабря). Нетрудно было угадать тут стиль Сталина…

Другой академик, Л. Ф. Ильичев, редактировал «Правду» и заслужил недоверие и недовольство Сталина рядом поступков. В томе печатается рецензия на роман В. Лациса «К новому берегу» (С. 435–436), которую Сталин поручал написать Ильичеву, напоминал. Когда, не выполнив поручение самостоятельно, Ильичев сделал это под диктовку Сталина, то струсил подписать материал вместе с ним. История эта имела оригинальное продолжение.

На заседании Бюро Президиума ЦК КПСС 27 октября 1952 года Сталин выступил с критикой постановки пропаганды и кадровой политики в партии. «У наших кадров, особенно у молодежи, нет глубоких знаний марксизма, — заявил он. — Наше старшее поколение было сильно тем, что мы хорошо знаем марксизм, политическую экономию. Особенно плохо поставлена пропаганда в газетах, в частности в «Правде». Редактор «Правды» Ильичев слаб. Он просто мал для такого дела. Надо бы назначить главного редактора «Правды» посильнее этого, а этот пусть поучится.

…Надо контролировать кадры, изучать их и вовремя выдвигать молодежь на руководящую работу, — продолжал Сталин. — У нас много способной молодежи, но мы плохо знаем молодые кадры. А ведь если выдвинули человека на какую-то работу и он просидит на этой работе 10 лет без дальнейшего продвижения, он перестает расти и пропадает как работник. Сколько загубили людей из-за того, что вовремя не выдвигали».

Сталин предложил «для руководства всей политической работой партии… создать при Президиуме ЦК постоянную комиссию по идеологическим вопросам» и завершил свою речь установкой: «Надо в «Правде» и партийных журналах расширять кругозор наших людей, шире брать горизонт, мы — мировая держава» (С. 588–589).

По свидетельству В. С. Беляева (работник секретариата редакции в 70-х годах), «старые правдисты… утверждали, что вождь не ложился спать, не просмотрев — хотя бы (!) — очередную «Правду». Однажды, получив новый номер, Сталин увидал на первой странице фотографию коровы-рекордистски, то есть такой буренки, которая давала молока и больше своих «товарок», и жирнее, чем у тех получалось.

Фотография была хорошей. Но вождь сказал: «Что за дурак напечатал на первой полосе «Правды» фотографию коровы? Заменить надо всех… Минуточку! Тот, кто занимается промышленностью и вообще машинами, до такой глупости никогда бы не додумался…» Вскоре в приемной главного редактора «Правды» зазвонила «вертушка». Дежуривший в тот день помощник главного редактора Михаил Александрович Шатунов поднял тяжелую трубку правительственной связи: «Редакция «Правды». Помощник главного редактора Шатунов», — отрапортовал он и услышал: «Здравствуйте, товарищ Шатунов. Это Сталин говорит. Где главный редактор?» — «Он в редакции, в одном из отделов. Скоро будет на месте». — «Передайте, пожалуйста, вашему главному редактору, что он дурак. Спасибо», — и вождь положил трубку.

Нетрудно представить себе состояние Михаила Александровича. Не передавать Ильичеву (а главным редактором в это момент — в 1952 году — был Ильичев) мнение Сталина об Ильичеве нельзя. Но и передать-то как?.. Точно так, как сказал ему Сталин? Теми же словами? Ой-ой-ой!.. Смягчить? Может быть еще хуже. И когда Леонид Федорович вернулся в свой кабинет, Шатунов слово в слово передал ему все то, что услышал от Сталина. Ильичев попросил помощника созвать всех членов редколлегии, а когда они пришли, заставил Михаила Александровича повторить рассказ. Никто ничего не понял. Яснее стало через несколько дней, когда в редакцию приехал М. А. Суслов вместе с каким-то красивым, еще молодым человеком. Речь Суслова была краткой, но выразительной. «Товарищи! — сказал он. — Мы считаем, что вы со своими обязанностями справились. Со мной приехал новый главный редактор Дмитрий Трофимович Шепилов. Он и поведет номер».