Том 18. Пьесы, сценарии, инсценировки 1921-1935 - [15]
Семиков. О рыбах я тоже выписал…
Лидия. Что? О рыбах?
Семиков. О том, что чешуя у рыб — разная и что люди тоже не могут быть одинаковы. Но ведь чешуя-то — одёжа, вроде пиджака или толстовки…
(Сомов, Богомолов.)
Сомов. Слушайте-ка, голубчик, вы небрежно работаете! Напутали там чёрт знает как! Можете идти.
(Семиков быстро исчезает.)
Богомолов. Чистенький какой парнишка…
Сомов. Глуповат. Стихи пишет, ну и…
Богомолов. В его возрасте глупость, знаете, только украшает…
Лидия. Чаю выпьете?
Богомолов. Нет, спасибо! Н-да, молодёжь… Большой вопрос. Конечно, она получит право носить брюки и галстуки каких угодно цветов, н-но многие потребуют столыпинских галстуков, а?
Лидия. Вы очень… мрачно шутите…
Богомолов. Живём в эпоху мрачных шуток-с! Да, кстати: Яропегов — писал вам?
Сомов. Один раз.
Богомолов. Ну, как он? Поправился?
Сомов. Вероятно.
Богомолов. Странный случай, а? Ну, я удаляюсь! Старик, болтлив стал… Доброй ночи! (Идёт.)
Дуняша (входит). Самовар подать?
Лидия. Да. Пожалуйста. Кто это ходит там?
Дуняша. Катерина Ивановна с Фёклой. [Уходит.]
Лидия(зовёт). Катя, иди чай пить…
Арсеньева. Спасибо. Минут через десять.
(Арсеньева и Фёкла уходят.)
Сомов(проводив Богомолова). Зачем ты позвала её?
Лидия. Чай пить.
Сомов. Ты как будто избегаешь оставаться глаз на глаз со мною после той истерической сцены…
Лидия. Мы условились не вспоминать о ней…
Сомов. Не избегаешь, нет?
Лидия. Как видишь.
Сомов. Должен сознаться, Лида, что всё-таки тот вечер… очень болезненно ушиб меня! И я продолжаю думать, что эта Арсеньева…
Анна(входит). Ты — об Арсеньевой, да? Она хочет быть любовницей увальня Терентьева и, кажется, уже добилась этого, об этом все говорят!
Лидия. Например — Титова.
Анна. Это — пошловатая, но очень умная женщина! Мы, конечно, поставлены в необходимость вести знакомство со всякой швалью, но, Лида, я совершенно отказываюсь понять, что интересного находишь ты в этой сухой, глуповатой учительнице и — возможно — шпионке?
Лидия. Вы всё ещё не оставили надежду воспитать меня?..
Сомов. Продолжая в этом тоне, вы поссоритесь, как всегда.
Лидия. Я никогда ни с кем не ссорюсь.
Анна. Но тебе всё более нравится раздражать меня…
Лидия. Не ссорюсь и начинаю думать, что это один из моих пороков.
Сомов. Довольно, Лида! Вы, мама, тоже…
Анна. Ты лишаешь меня права…
Сомов. Тише! Идёт эта… Куда ты, Лидия?
Лидия. Я пройдусь с нею к реке.
Сомов. Надеюсь, — не до полуночи?
(Лидия уходит. Дуняша вносит самовар.)
Анна. Вы, Дуня, сегодня снова устроили в кухне базар…
Дуняша. Что же нам — шёпотом говорить?
Анна. Нет, конечно, но эти ваши… дикие песни!
Дуняша. Кому — дикие, а нам — приятны. Вы — отпускайте меня вовремя, вот и будет тихо. Я работаю не восемь часов, а тринадцать. Это — не закон! (Ушла.)
Анна(заваривая чай). Разрушается жизнь. Всё разрушается.
(Сомов стоит у перил, смотрит в лес.)
Анна. Как хочешь, Николай, но ты неудачно выбрал жену! Я предупреждала тебя. Такое… своекорыстное и — прости! — ничтожное существо. Ужас! Ужас, Николай… Вообще эта семья Уваровых — морально разложившиеся люди. Отец её был либерал… дядя — тоже, хотя — архиерей. Архиерей — либерал! Ведь это… я не знаю что! И вот теперь ты, такой сильный, умный, талантливый… Боже мой!
Сомов. Вы кончили, да?
Анна. Не так зло, Николай! Не забудь, что говоришь с матерью.
Сомов. Послушайте меня молча, если можете… Я не однажды говорил вам, что в моём положении всякие… пустяки…
Анна. Я надеюсь, что мать — не пустяк?
Сомов. Нет, но она занимается пустяками, которые могут компрометировать меня. Ваше поведение… весьма забавно, но — я не могу относиться к нему юмористически.
Анна. Я не желаю слушать! Ты не имеешь права ограничивать…
Сомов. Не говорите фразами из учебника грамматики…
(Фёкла идёт.)
Анна. Что вам нужно?
Фёкла. Спекулянта-то нашего заарестовали, Анна Николаевна…
Анна(перекрестилась маленьким крестом, почти незаметно). Вот видишь? Это был честный, разумный человек. Наверное, это ошибка, Фёкла…
Фёкла. Да, ошибся, говорят; доски на стройке воровал, что ли. Это, конечно, его дело, да он сегодня должен был доставить разное для кухни…
Анна. Ну, что же! Найдите другого поставщика… Идите!
Фёкла(задумчиво). Тут есть одна баба, тоже кулачиха, да уж очень стерва.
Анна. Прошу не ругаться!
Сомов. От кого вы узнали об аресте?
Фёкла. Мишутка-комсомол сказал.
Анна. Идите, идите… Договоритесь с кем-нибудь…
Фёкла. Ну, хорошо! Я уж с этой… стерлядью. Других-то нету. (Ушла.)
Анна. Вот, Николай, как уничтожают людей! Силантьев был влиятельный мужик. Он, рабочий Китаев, Троеруков…
Сомов. Вор, дурак и пьяный шут, но они могут втянуть… могут поставить вас в положение очень глупое…
Анна. За всю мою жизнь я никогда не была в глупом положении. Ты должен понять, что с тобою говорит не только женщина, которая родила тебя, но — одна из тысяч женщин нашего сословия, оскорблённых, униженных, лишённых права на жизнь, — одна из тысяч!
Сомов. Да, да, хорошо! Я говорил вам… вы знаете, что страна переживает тяжёлый кризис…
Анна. Ты со мной не говоришь, ты мне приказываешь. Со мной говорит Яков Антонович, человек, которого ты должен бы…
Сомов(изумлён). Богомолов? Что же он?
Анна. Я — всё знаю, Николай! Я знаю героическую его работу, его жизнь подвижника, он — святой человек, Николай! А около тебя этот Яропегов, и ты так наивно, так детски доверчив с ним… Яков Антонович — в ужасе! Он боится, что Яропегов предаст и тебя и…
