Том 18. Пертская красавица ; Рассказы - [198]

На дороге, по которой Хэмиш шел домой, он с удивлением увидел человека, одетого и вооруженного так, как он, на старинный лад. Сперва ему пришло в голову, что прохожий принадлежит к тем же войскам, что и он. Эти войска, завербованные агентами правительства и вооруженные так, как это было предписано самим королем, не подлежали наказанию за нарушение статутов, возбранявших горцам носить их национальную одежду и вооружение. Но когда Хэмиш ускорил шаг, чтобы догнать того, кого он счел своим товарищем по оружию, и предложить ему на другой день вместе пуститься в путь, он с изумлением увидел, что тот носит белую кокарду — роковой знак, строжайше запрещенный в Горной Шотландии. Пришелец был высокого роста, и оттого, что очертания его фигуры были расплывчатыми, казался еще выше, а способ, которым он передвигался— он не шел, а скорее скользил, — внушил Хэмишу суеверные, устрашающие догадки о таинственной природе этого существа, озаренного тусклым вечерним светом. Хэмиш уже не пытался догнать незнакомца, а довольствовался тем, что не терял его из виду, считая, по столь распространенному у горцев поверью, что сверхъестественным существам, которые иногда являются человеку, нельзя докучать, пытаясь войти с ними в общение, но вместе с тем нельзя и избегать их присутствия, а нужно всегда предоставлять им самим решать, станут ли они скрывать или, напротив, откроют свои тайны сообразно власти, им присвоенной, или же миссии, на них возложенной.

Дойдя до того места, где тропинка сворачивает к хижине Элспет, незнакомец поднялся на пригорок у дороги и, судя по всему, стал дожидаться Хэмиша. Тогда, видя, что ему никак не избежать встречи с существом, возбуждавшим в нем смутные подозрения, юноша призвал все свое мужество и остановился у пригорка, на котором стоял незнакомец; тот сначала указал ему пальцем на хижину Элспет, затем властным движением головы и одновременно руки, казалось, запретил ему к ней направляться; наконец простер руку к дороге, ведущей на юг, словно требуя, чтобы Хэмиш немедленно свернул туда. Минуту спустя фигура в пестром тартане исчезла — Хэмиш не употребил слова «исчезла», так как в том месте было столько скал и сухостоя, что незнакомец мог притаиться за ними, — но сам он был убежден, что видел дух Мак-Тевиша Мхора и что дух грозно приказывал ему тотчас уйти в Дамбартон, не дожидаясь утра, не заходя в хижину матери. И в самом деле, мало ли разных случайностей, которые могли задержать его в пути, особенно там, где есть переправы. Поэтому Хэмиш тотчас же бесповоротно решил, что хоть он и не уйдет, не попрощавшись с матерью, пробудет он у нее не дольше, чем нужно, чтобы проститься; наутро же, еще до того как солнце взойдет, он, думалось ему, уже успеет пройти много миль по дороге в Дамбартон. Рассудив так, он спустился по тропинке и, войдя в хижину, прерывистым, взволнованным голосом, выдававшим душевное смятение, объявил матери, что тотчас отправится в путь. Ему показалось несколько странным, что Элспет не стала препираться по этому поводу, а только принялась упрашивать его закусить, прежде чем он расстанется с ней навсегда. Он поел торопливо и молча, думая о предстоящей разлуке и все еще не веря, что ему не придется напоследок выдержать жаркий бой с ее материнским чувством. Но, к великому изумлению Хэмиша, мать спокойно наполнила до краев его чашу.

— Иди, сын мой, — молвила она, — раз уж твое решение непоколебимо. Но сперва стань еще раз на прощание у очага твоей матери, где огонь угаснет задолго до того, как твоя нога снова ступит сюда.

— За ваше здоровье, матушка, — сказал Хэмиш, — и за то, чтобы мы снова свиделись в полном благополучии, вопреки всем вашим словам.

— Лучше бы нам не расставаться, — молвила мать, пристально глядя на сына, залпом опорожнившего чашу: он счел бы дурной приметой оставить хотя бы каплю на донышке. — А теперь, — пробормотала она сквозь зубы, — иди, если сможешь.

— Матушка, — сказал Хэмиш, ставя пустую чашу на стол, — ваш напиток приятен на вкус, но вместо того, чтобы придавать силу, он ее отнимает.

— Это только поначалу так, сын мой, — ответила Элспет. — Ляг вот сюда, на мягкую постель из свежего вереска, закрой глаза; ты соснешь часок, и этот сон придаст тебе больше сил, чем если б ты проспал три долгие ночи, слитые в одну.

— Матушка, — с трудом проговорил Хэмиш, на которого изготовленное матерью зелье начало уже оказывать свое действие, — дайте мне шапку… Мне пора поцеловать вас и уйти, а у меня такое чувство, будто ноги мои приросли к земле.

— Поверь мне, — настаивала мать, — это сразу пройдет, если только ты посидишь спокойненько полчаса, всего-навсего полчаса. До рассвета еще целых восемь часов, и ты, сын своего отца, поспеешь вовремя, даже если отправишься в путь на заре.

— Придется мне сделать по-вашему, матушка, чувствую, что придется, — пробормотал Хэмиш, — но окликните меня, как только взойдет луна.

Он сел на постель, откинулся назад и почти тут же уснул. С трепетной радостью человека, осуществившего трудный и сложный замысел, Элспет бережно укутала пледом спавшего мертвым сном юношу, который был обречен на погибель ее безрассудной любовью; заботливо укладывая сына, она в то же время речами, исполненными нежности и торжества, выражала свою радость. «Да, — говорила она, — да, мой ягненочек, луна взойдет и зайдет для тебя, и солнце тоже; но не для того, чтобы осветить тебе путь, уводящий из страны отцов твоих, и не для того, чтобы соблазнить тебя служить государю-чужеземцу или исконному врагу твоего рода! И я не буду отдана на милость сына Дермидов, на прокорм ему, словно рабыня, — нет! Он, моя гордость и моя радость, будет стражем и защитником моим. Говорят, что горный край переменился; но я вижу — Бен-Крухан так же гордо возносится в сумеречное небо, как возносился от века. Никто еще не пас коров в глубинах Лох-Оу; и могучий дуб здесь, у меня перед глазами, еще не согнулся, как плакучая ива. Дети гор останутся такими, какими были их отцы, пока сами эти горы не сравняются с долинами. В дремучих лесах, некогда дававших пропитание тысячам храбрецов, и теперь, наверно, найдется приют и пища для старухи и для бесстрашного юноши, в котором жив боевой дух его предков».