Том 18. Лорд Долиш и другие - [29]

— Бьюсь об заклад, там есть рассказ про гордого человека, который не хотел жениться на богатой девице. Как глупо! Вы бы так не сделали?

— Со мной все иначе.

— А вот и нет. Вы знаете Николза?

— Николза?

— Дж. Дж. Николза. Он вас знает. Он вам сказал про это наследство.

— Джерри! Как же вы?.. А, помню, он вам написал.

— Да. А сегодня прибыл.

— Джерри Николз?

— И сообщил, что дядя оставил мне все деньги. Они посмотрели друг на друга.

— Я взяла его машину и нагнала поезд.

— Но… но теперь все иначе.

— В каком смысле?

— У вас — пять миллионов, а у меня — две тысячи в год. Мы не можем…

— Билл, — спросила Элизабет, — что у меня в руке?

— Э? А?

— Булавка. Если вы будете так говорить, я ее воткну. А сделаем мы вот что: в Нью-Йорке вы дадите мне денег на шляпу, потом вы покупаете брачную лицензию. Стоит один доллар. Сообщите свое имя, узнаете мое. Кстати, испытаете шок, между «Элизабет» и «Бойд» — нечто жуткое. Скрываю, как могу. Потом мы едем в единственную приличную церковь, на 29-й стрит, за углом Пятой авеню. Там есть фонтан и кусочек неба. Ну а потом — начинаем искать ферму. За пять миллионов вполне купим, еще останется что-нибудь Натти.

— И заживем счастливо.

Что-то маленькое скользнуло ему в руку, как тогда, в лесу. Совесть на мгновение очнулась.

— Но поймите…

— Что?

— Эти деньги… Ой!

Элизабет с укором смотрела на него, готовая снова вонзить булавку.

— Хорошо-хорошо, я больше не буду.

— Хвалю. Вот что, Билл, скажите мне все, что думаете обо мне хорошего. Потом скажу я. Время есть. Мы только что проехали Ислип.

Веселящий газ

Перевод с английского А. Круглова

1

Едва я сел писать эту историю, как ко мне заскочил за содой один приятель-литератор, накануне слишком засидевшийся в пен-клубе, и мне пришло в голову показать ему начало, на случай, если я завалил первую лунку и всю партию. Дело в том, что, если не считать анекдотов в курилке «Трутней» про шотландцев, ирландцев и евреев — да и тогда я обычно умудрялся упустить всю соль, — вашему покорному слуге в жизни не приходилось рассказывать никаких историй. Между тем, все знатоки этого дела напирают на то, что удачное начало — ключ к успеху.

— Слушай, можно я тебе кое-что почитаю? — обратился я к приятелю.

— Ну, если это обязательно… — вздохнул он.

— Отлично. Понимаешь, мне хочется изложить на бумаге один довольно странный случай, который произошел со мной в прошлом году. Пока еще я не слишком продвинулся… в общем, начинается все с того, как я встретил мальчишку…

— Какого мальчишку?

— Которого я встретил, — пояснил я и приступил к чтению:

«Мальчик сидел в одном кресле, я сидел в другом. Левая щека у него распухла. Моя левая щека тоже распухла. Он перелистывал картинки в «Нэшнл джиографик», и я перелистывал. Короче, мы оба там сидели.

Он был чем-то обеспокоен, во всяком случае, мне показалось, что «Нэшнл джиографик» не поглощает его внимание полностью. То откладывал журнал, то снова брал в руки, то вдруг опять откладывал. Наконец в момент очередного откладывания его взгляд упал на меня.

— А где все остальные?..»

Тут мой приятель, прикрывший было со страдальческим видом глаза, вдруг встрепенулся. Он вел себя так, словно ему сунули под нос тухлую рыбу.

— Неужели такую чушь, — спросил он, — собираются напечатать?

— Частным образом. Это останется в семейных архивах для просвещения моих потомков.

— Бедняги. Насколько я могу судить, тут они никаких концов не найдут. Где, черт возьми, все это происходит?

— В Голливуде.

— Ну, так прямо и скажи! А то кресла какие-то… Что за кресла? Где они стоят?

— В приемной у дантиста, — объяснил я. — Мы там встретились с мальчиком.

— С каким мальчиком? Кто он такой?

— Потом оказалось, что это малыш Джо Кули, ребенок-кинозвезда, Кумир Американских Матерей.

— А ты кто?

— Как это, кто? — Вопрос меня слегка удивил, потому что мы учились в одной школе. — Ты же знаешь меня, старина, я Реджи Хавершот.

— Да я-то знаю, но ты должен представиться читателю, он же не ясновидящий!

— А нельзя сделать так, чтобы это выяснялось постепенно, по ходу повествования?

— Ну конечно, нет, — отрезал приятель. — Когда пишешь, первое правило — сразу изложить предельно ясно, кто, когда, где и почему. Так что советую начать сначала.

Он забрал соду и исчез.

Итак, возвращаясь назад и приступая к делу по всем правилам, должен сообщить вам, что меня зовут, как и упоминалось выше, Реджи Хавершот, или Реджинальд Джон Питер Свизин, третий граф Хавершот, если уж быть совсем точным. Для друзей я просто Реджи. Лет мне двадцать восемь с хвостиком, а во время тех событий, что я описываю, было, соответственно, двадцать семь с хвостиком. Рост шесть футов один дюйм, глаза карие, цвет волос ближе к морковному.

Заметьте, что, называя себя третьим графом Хавершотом, я не имею в виду, что был им всегда. Напротив, вышел я из самых низов и в жизни пробивался собственными силами. В течение долгих лет гнул спину в качестве самого обычного Р. Д. П. Свизина, нимало не сомневаясь, что только это имя и будет высечено на моем могильном камне, когда вопрос о могильных камнях приобретет актуальность. Что же касается моих шансов выйти в графы, то они поначалу едва ли поднимались выше одного к десяти. На поле с избытком хватало опытных игроков, каждый из которых мог дать мне сто очков вперед. Однако вы сами знаете, как это бывает. Дядюшки отказываются от жизненной борьбы, кузены складывают оружие, и так, мало-помалу, шаг за шагом, не успеваете вы толком разобраться, что происходит, как вдруг — вот оно.