Том 17. Джимми Питт и другие - [160]

— Зачем ты это делаешь, о, царь? — полюбопытствовал он.

— Я устанавливаю мяч повыше, иначе вместо того, чтобы устремиться к солнцу, подобно птице, он жуком поползет по земле. Ты же видишь, какая густая трава впереди — чего доброго, придется второй удар нибликом играть.

Верховный жрец попытался разобраться.

— Это, чтобы умилостивить бога? Призвать удачу?

— Можно сказать и так. Жрец покачал головой.

— Быть может, я старомоден, — сказал он, — но думается мне, чтобы умилостивить бога, лучше принести в жертву кэдди-другого.

— Признаюсь, — мечтательно ответил царь, — мне и самому часто кажется, что всем станет гораздо легче, если время от времени отправлять пару-тройку кэдди на заклание. Вот только Профи почему-то об этом и слышать не хочет. — Мерольхасар мощно ударил по мячу, и тот стремительно понесся вдоль фервея. — Клянусь Эйбом, сыном Митчела, — воскликнул царь, заслонив ладонью глаза от солнца, — что за славный драйв! О, истинно говорит книга пророка Вардуна: «В левой руке сокрыта сила всякого удара, правая же лишь задает направление. Посему не нажимай слишком сильно десницей своей». Вот отчего у меня вчера мяч сваливался влево.

Жрец насупился.

— В священной книге Чета, о, царь Оума, сказано: не поклоняйся чужим богам.

— О досточтимый, — ответил царь, пропустив замечание мимо ушей, — возьми палку и попробуй сам. Ты, правда, уже в летах, но есть люди столь совершенные, что могут дать внукам по удару форы на каждой лунке. Учиться никогда не поздно.

Верховный жрец в страхе отпрянул. Царь нахмурился.

— Таково наше царское повеление, — холодно произнес он.

Пришлось повиноваться. Быть может, жрец и решился бы нанести удар кинжалом, но тут приблизились несколько кэдди и со свойственным им презрительным равнодушием уставились на него. Делать нечего — жрец взял палку и встал, как велели.

— А теперь медленно поднимай, — объяснил Мерольхасар, — и это… не своди глассмяча.

* * *

Месяц спустя Аскобарух вернулся из странствий. Ни весточки не получил он от верховного жреца. Тот так и не дал ему знать об успехе переворота, впрочем, на то могли быть свои причины. Аскобарух невозмутимо велел вознице править к царскому дворцу. Он был рад вернуться, ведь даже отпуск не приносит удовольствия, когда дома ждет важное дело.

Колесница тронулась, и вскоре показались окраины города. Внезапно Аскобарух похолодел, от благодушия не осталось и следа.

— Это еще что такое? — резко окликнул он возницу. Там, где прежде был пустырь, парами расхаживали люди в необычных одеяниях и со странными посохами. Одни беспокойно копошились в кустах, другие бодро шагали по направлению к небольшим красным флажкам. Аскобаруха охватило зловещее предчувствие. Казалось, вопрос удивил возницу.

— Тама, — ответил он, — теперича rop-родской линкс.

— Что?

— Линкс.

— Объясни мне, почему ты так странно говоришь?

— Как это стр-ранно?

— Ну, вот так. Ты говоришь… странно.

— Вот те на! Его величество царь Мерольхасар — да уменьшится его гандикап! — издал указ, что все его подданные теперь должны так говор-рить. Ведь так говор-рит сам Профи, — да пр-ребудет с ним мир! Грхм!

У Аскобаруха закружилась голова, он вяло откинулся на сидение, а колесница, тем временем, выехала на дорогу, идущую вдоль дворцового Линкса. Поле было частично огорожено стеной, из-за которой вдруг раздался взрыв хохота.

— А ну, придержи лошадей, — велел Аскобарух. Он узнал этот смех. Мерольхасар.

Аскобарух подкрался к стене и осторожно выглянул. Кровь застыла в его жилах. Он стал бледен как смерть.

Царь и Великий визирь играли в паре против Профи и верховного жреца. Визирь только что подложил жрецу самую настоящую свинью — его мяч встал точно между мячом жреца и лункой.

Аскобарух поплелся к колеснице.

— Поехали назад, — упавшим голосом сказал он. — Я кое-что забыл.

* * *

Так в Оум пришел гольф, а вместе с ним — небывалое благоденствие. Все были счастливы. Исчезла безработица. Снизилась преступность. Летописи неоднократно называют это время Золотым Веком. И все же оставался один человек, не вполне обласканный судьбой. На поле для гольфа все было прекрасно, но дни сменялись одинокими безотрадными ночами, когда Мерольхасар лежал без сна, страдая оттого, что его никто не любит.

Конечно, по-своему его любили подданные. На дворцовой площади появилась еще одна статуя — «Мерольхасар выбивает мяч из случайной воды». Менестрели сочинили новый цикл песен, восхваляющих его мастерство владения нибликом. Гандикап Мерольхасара снизился до двенадцати. Но разве в этом счастье? Гольфисту нужна любящая жена, которой долгими вечерами можно рассказывать о своей игре. А жены-то у Мерольхасара как раз и не было. От принцессы Удаленных Островов так и не пришло ни слова, а поскольку Мерольхасар не мог отказаться от идеала, он оставался одинок.

Однажды летним утром, спозаранку, Мерольхасара, едва задремавшего после бессонной ночи, разбудил взволнованный голос Главного казначея.

— Ну, что еще там? — недовольно спросил царь.

— Грхм, о, мой повелитель! Чудесная новость! Принцесса Удаленных Островов ожидает тебя на террасе, то есть, э-э… как это… на тер-расе… — Казначей был уже не молод, и новый язык давался ему с трудом.