Том 17. Джимми Питт и другие - [136]
И вот наконец настало время, когда они возвратились назад, в уютный домик Мортимера неподалеку от поля для гольфа.
В первый же вечер Мортимер ушел с головой в полировку своих девяносто четырех клюшек, а потому не обратил внимания, что жена чем-то озабочена. Не будь он так занят, наверняка заметил бы, что она явно взволнована, вздрагивает от внезапных звуков, а когда Мортимер решил испытать свой новый мэши-ниблик и разбил окно в гостиной, даже вскрикнула. Короче, странное поведение. Если бы Эдгару Аллану По вздумалось добавить персонаж в «Падение дома Эшеров», она пришлась бы как нельзя к месту. Казалось, молодая женщина мучительно ожидает неминуемой развязки Мортимер же весело насвистывал себе под нос, шлифуя наждачной бумагой головку двадцать первого паттера, и ничего не замечал. Он думал о завтрашней игре.
— Рука уже зажила, дорогая, правда?
— Да. Да, зажила.
— Чудесно! — воскликнул Мортимер. — Позавтракаем пораньше, скажем, в полвосьмого, и сыграем пару раундов до обеда; потом еще пару после. Для первого раза достаточно, не следует перетруждать себя вот так сразу. — Он с энтузиазмом взмахнул паттером. — Как нам лучше играть? Может, для начала дашь мне фору?
Она не ответила, только стиснула ручку кресла так, что пальцы побелели.
На следующее утро, когда они подошли к полю, ее тревога стала еще более очевидной — она смотрела мрачно и вздрогнула, когда в траве внезапно застрекотал кузнечик. Однако Мортимер, поглощенный приятными мыслями о предстоящей игре, ничего не замечал.
Он зачерпнул горсть песка, чтобы сделать для жены удобную горку, и вынул мяч из ее сумки. Мортимер подарил ей на свадьбу новенькую сумку для гольфа, шесть дюжин мячей и полный набор самых дорогих клюшек; все шотландского производства.
— Теперь надо мяч — на та…
— Почему — найти? Он еще не потерялся, — ответила она.
Мортимер весело рассмеялся.
— Молодчина, черт возьми! Сама придумала или где прочитала?
Он положил мяч на насыпанный песчаный бугорок и выпрямился:
— Ну-ка, покажи, как играют чемпионы! И тут она разрыдалась.
— Дорогая!
Мортимер подбежал и обнял жену. Она сделала слабую попытку отстраниться.
— Ангел мой, в чем дело?
Она отрывисто всхлипывала, не в силах вымолвить слово.
— Мортимер, я обманула тебя! — сказала она наконец.
— Обманула?
— Я никогда в жизни не играла в гольф! Я даже не умею держать клюшку!
Сердце Мортимера остановилось. Что за околесицу она несет? Не пристало жене заговариваться сразу после медового месяца.
— Любимая, да ты не в себе!
— В себе! В том-то вся проблема. Я — это я, но я не та, за кого ты меня принимаешь.
Мортимер недоуменно смотрел на нее. Тут без карандаша и бумаги не разберешься, мелькнула у него мысль.
— Я не Мэри.
— Но ты же сама сказала, что Мэри.
— Я не говорила. Ты спросил, можно ли называть меня Мэри, и я сказала, можно. Я так любила тебя, что решила не спорить из-за маленькой причуды. Я уже собиралась сказать, что это не мое имя, но ты прервал меня.
— Не Мэри! — Мортимер наконец осознал страшную правду. — Ты не Мэри Сомерсет?
— Мэри — моя кузина. Меня зовут Мэйбл.
— Но ты сказала, что растянула руку на чемпионате.
— Так и есть. Не удержала крокетный молоток.
— Крокетный? Ты сказала — крокетный?
— Да, Мортимер! Крокетный молоток.
На ее щеках проступил легкий румянец стыда, а в глазах отразилась боль, но она смотрела на него, не отводя взгляда.
— Я чемпионка Открытого первенства по крокету среди женщин, — прошептала она.
Мортимер Стерджис вскрикнул, как раненый зверь.
— Крокет! — Он, задыхаясь, смотрел на нее невидящими глазами. Есть предрассудки, от которых не дано избавиться даже человеку самых широких взглядов. — Крокет!
Воцарилось долгое молчание. Легкий бриз напевал что-то в кронах сосен, кузнечики стрекотали у ног.
Она снова заговорила тихим, бесцветным голосом:
— Я одна виновата. Надо было признаться раньше, пока еще было время разойтись. Тогда, на террасе, залитой лунным светом. Но я потеряла голову, а когда сообразила, за кого ты меня принимаешь, то была уже в твоих объятиях. Тогда я уже поняла, насколько важно для тебя мое предполагаемое искусство в гольфе, но было поздно. Я слишком сильно полюбила тебя и не могла даже думать о разлуке! Я сошла с ума; ведь ясно, что такой обман не может длиться вечно! Рано или поздно ты бы все узнал. Но у меня была отчаянная надежда, что к тому времени мы так сблизимся, что ты сможешь меня простить. Я ошиблась. Есть вещи, которые ни один мужчина простить не может. — И повторила упавшим голосом: — Не может.
