Том 16. Жизнь Дэвида Копперфильда, рассказанная им самим. Роман (Главы XXX - LXIV) - [62]

Я увидел, как приоткрылась дверь и снежные хлопья залетели в комнату. Я увидел, как дверь приоткрылась еще больше и чья-то рука осторожно придерживает ее, чтобы она не захлопнулась.

— Я разыскал одного джентльмена, англичанина — он был там важная особа,— продолжал мистер Пегготи,— и рассказал ему, что иду искать свою племянницу. Он мне дал какие-то бумаги, они могли понадобиться мне в дороге,— хорошенько не знаю, как они называются,— ну, и хотел дать денег, но, по счастью, они мне были ни к чему. Как же я благодарен ему за все, что он для меня сделал! «Я написал письма, и они дойдут скорей, чем вы,— сказал он мне,— и тем, кто поедет в ту сторону, я расскажу о вас, и пока вы странствуете здесь, многие живущие далеко отсюда уже будут вас знать». Я, как мог лучше, поблагодарил его и отправился в путь через Францию.

— Один и пешком? — спросил я.

— Все больше пешком,— ответил он.— Иной раз подлаживался на телегу к людям, ехавшим на базар... Бывало и так, что подвозили в пустой карете... По многу миль в день частенько с каким-нибудь бедным солдатом, шедшим навестить своих близких. Разговаривать друг с другом мы не могли,— пояснил мистер Пегготи,— а все-таки были добрыми товарищами, когда шагали вместе по пыльным дорогам.

Об этом я мог бы догадаться, прислушиваясь к его дружелюбному тону.

— Вот приду в какой-нибудь город, отыщу гостиницу и жду во дворе, покуда не подвернется кто-нибудь понимающий по-английски (почти всегда находился такой человек),— продолжал мистер Пегготи.— Тогда я им говорил, что иду искать мою племянницу... а они мне рассказывали, кто из людей побогаче остановился здесь, а я ждал и смотрел, не выйдет ли из дому кто-нибудь похожий на нее. Эмли не было — и я опять шел дальше. И вот стал я примечать, когда приходил в новую деревню, что люди уже знают обо мне. Они усаживали меня у дверей своих домиков и давали попить-поесть и говорили, где мне переночевать. И, вот что я вам скажу, мистер Дэви, немало женщин, у которых были дочки, примерно ровесницы Эмли, поджидали меня у креста нашего спасителя за околицей деревни, чтобы пригласить меня к себе. Были и такие, у которых дочки поумирали. И богу одному известно, как добры были ко мне эти матери!

Это Марта стояла у двери. Она прислушивалась к его словам, и я отчетливо видел ее осунувшееся лицо. Я боялся, как бы он не оглянулся и тоже не увидел ее.

— Часто сажали они мне на колени своих детей, все больше маленьких девочек...— сказал мистер Пегготи.— Много раз, бывало, могли бы вы увидеть, как я сижу в сумерках с ними у двери, словно это детки моей любимой девочки. Ах, девочка моя!

В припадке отчаяния он громко всхлипнул. Я положил дрожащую руку на его руку, которою он заслонял лицо.

— Благодарю вас, сэр, не обращайте внимания,— сказал он.

Спустя немного он опустил руку, прижал ее к своей груди и продолжал рассказ:

— Они часто провожали меня утром, шли вместе со мной одну-две мили... А когда мы прощались и я говорил: «Благодарствуйте! Да благословит вас бог!» — они всегда как будто понимали меня и отвечали ласково. Наконец я пришел к морю. Сами понимаете, такому, как я, который плавал по морям, нетрудно было переправиться в Италию. Переправился я туда и снова начал скитаться, как и раньше. И народ такой же был добрый, и ходил бы я из города в город, может быть исходил бы всю страну, но тут дошел до меня слух, что ее видели где-то по ту сторону швейцарских гор. Один человек, знавший его слугу, видел их там, всех троих, и рассказал мне, как они путешествовали и где они теперь. И вот пошел я к этим горам, мистер Дэви, и шел день и ночь. Чем дольше я шел, тем дальше как будто отступали от меня эти горы. Но все-таки я добрался и перевалил через них. Когда я стал подходить к тому местечку, о котором мне говорили, я начал рассуждать сам с собой: «Что же я стану делать, когда увижу ее?»

Лицо той, которая прислушивалась к его словам, не чувствуя ночной стужи, по-прежнему виднелось в двери, а руки ее просили, молили меня не отгонять ее.

— Никогда я не терял в нее веры,— сказал мистер Пегготи.— Никогда! Ни на минуту! Пусть только увидела бы она мое лицо... услышала мой голос... увидела, как я стою перед ней,— и мысли ее обратились бы к родному дому, откуда она бежала, к дому, где прошло ее детство,— и, будь она леди королевской крови, все равно она упала бы к моим ногам! Уж я-то хорошо это знал! Много раз во сне я слышал ее крик: «Дядя!» — и видел, как она падает передо мной, словно мертвая. Много раз во сне я поднимал ее и шептал ей: «Эмли, родная моя, я пришел издалека, чтобы принести тебе прощенье и увезти домой!»

Он умолк, покачал головой и продолжал со вздохом:

— Что до него — он был для меня ничто. Эмли — все. Я купил для нее крестьянское платье... Я знал: только бы найти ее — и она пойдет рядом со мной по каменистым дорогам, пойдет куда угодно и больше никогда, никогда меня не покинет... Надеть на нее это платье, выбросить то, которое она носила... она снова обопрется о мою руку, и я поведу ее домой... иной раз остановимся по дороге, чтобы отдохнули ее избитые ноги и сердце, еще более разбитое... вот все, о чем я тогда думал. И похоже на то, что ему я бы ничего не сделал, только посмотрел бы на него. Но... не суждено было этому сбыться, мистер Дэви,— пока не суждено! Я опоздал, и они уехали. Куда — я так и не узнал. Одни говорили — туда, другие — сюда. Я побывал и тут и там, но Эмли не нашел, и вот я вернулся домой.