Том 15. Книга 1. Современная идиллия - [139]

Рукописи и корректуры не сохранились.

При подготовке Изд. 1883 в текст было внесено много сокращений иизменений. Приводим наиболее существенные варианты журнальной публикации:

Стр. 99, строки 5–6 св. Вместо слов: «которые поощряли нас к дальнейшей игре ума» — было:

которые, служа подтверждением добытых абстрактным путем истин, тем самым поощряли нас к дальнейшей игре ума.

Стр. 99, строка 19 св. После слов: «хоть ты что хошь!» — что ни шаг, то в гущу да в гущу! Так и бросил.

— В отставку, значит, вышел?

— Нет, бог миловал. Был, сударь, и не раз разговор, чтоб службу ему оставить, однако видят, что человек не от себя, а свыше уж ему это определено — снизошли. Собственною смертью на службе помер… но все-таки, сударь, без покаяния!

— Однако!

— Да, так в стыде и отошел в вечность.

Стр. 99, строка 11 сн. После слов: «понравиться нужно» —

Коли сумел ты понравиться — теки и орошай! А не сумел — не прогневайся, голубчик! так навек и оставайся малым источником.

— Понравиться-то понравиться — это так; да ведь наука-то эта, голубчик, мудреная!

— Мудрено, сударь, собственно, начало сделать. Истинную потребность угадать, на настоящую линию попасть — вот что обсуждения требует. А коли ежели однажды угодил в точку, так тут только поспевай! Тут мудрости не требуется, а поспешать нужно.

— Хорошо, брат, ты расписываешь, — отчего же, однако, ты сам

Стр. 100, строки 7–9 св. Вместо слов: «Выходит <…> вон!!» —

Выходит. И прямо, знаете, оборвал. Кто таков и по какому делу? Тут я уж и сам догадался, что дело мое не просвиркой пахнет, однако делать нечего: виноват, говорю, за ваше здоровье просвирку вынул! Взял он у меня просвирку, повертел в руках, разломал пополам, потом начетверо… И вдруг, это: так ты, говорит, боговдухновенную взятку мне хотел, всучить… вон!! И на другой же день: такого-то Очищенного и прочая и прочая… Словом сказать, сразу в таперы дорогу указал!

Стр. 100, строки 17–18 св. После слов: «здешняя жизнь состоит» —

Был у меня знакомый один, так тот на какую штуку поддел: колесом ходить умел! Служил он в земском суде писцом, да приехал к ним ревизор — он его и прельстил! А после ревизора — в Петербург перевели, — и он за ним. Дальше да шире, да глубже, а теперь, слышно, он первый человек в своем департаменте состоит!

— Слушай! Да неужто ж может такая «истинная потребность» существовать, чтобы пред глазами человек колесом ходил?

— Всякие «истинные потребности» бывают, и даже такие, для отгадки которых особливые познания нужно иметь. В большинстве случаев, впрочем, можно прямо на немощи человеческие рассчитывать. Иной начальник к женскому полу пристрастие имеет, другой требует, чтобы ему на ушко нашептывали, третий — к законодательству приверженность оказывает, четвертый — просто в звонок звонить любит — вот подчиненный-то и примечает и разыгрывает, сообразно этому, свою фантазию.

— Примеры знаешь?

— Да вот, например, с одним…

Стр. 100, строки 6–8 сн. Вместо слов: «Да что, сударь, в «Русскую старину» заглядывать — и нынче этого волшебства даже очень достаточно, — подтвердил Очищенный» —

С этим мнением не мог не согласиться и я, но при этом — больше, впрочем, для разнообразия, оговорился, что в последнее время, однако же, благодаря свету наук, волшебство уже начинает уступать естественному течению вещей.

— В наше время прохвосту уж не так-то легко… — начал было я развивать свою мысль, но Очищенный без церемонии прервал меня.

— И нынче, сударь, довольно волшебства, — сказал он,

Стр. 101, строки 18–28 св. Вместо слов: «но горе, ежели ты хотя на минуту <…> совсем начальства избежать изловчится» —

Хорошо, ежели ты, обоняя начальственные испарения, будешь все-таки памятовать, что возвышение твое, собственно говоря, плевое и представляет лишь повод для сознания выполненной обязанности! Но горе тебе, ежели ты хотя на минуту позабудешь о своем недавнем золотарстве! Волшебство, которое тебя вознесло, — оно же и низвергнет тебя! Иван Иваныч! Наверное, у тебя и на этот случай примерчик найдется?

— Беспременно-с. Знал я одного коллежского секретаря, так вот с ним от гордости какой случай был. Служил он в департаменте; утром, по обыкновению, бумаги писал; вечером — в танцкласс к Марцинкевичу приходил. Там я его и узнал. Долгое время все шло у них обыкновенным порядком, а тут вдруг начал ихний начальник задумываться. Придет это в департамент, бумаг не подписывает, а все у окна стоит да только в стекло барабанит. Или возьмет в руку колокольчик и начнет звонить; час звонит, другой звонит, все сбегутся, а он за шляпу, и был таков. Ну, всполошились. Жалко, знаете, начальник-то очень уж был хорош, и вдруг его за задумчивость в другое ведомство переведут! Один только коллежский секретарь в ус не дует. «Знаю, говорит, что сия задумчивость обозначает! Увидите, что недели не пройдет, как со всех батарей пальба воспоследует!» И точно, призывает его через неделю начальник и спрашивает: можешь ли ты мне ответ дать, что для России потребно? — Могу, говорит. «Напиши». Ушел коллежский секретарь домой и в одну ночь всю картину представил. Понравилось. «Теперь, говорит, напиши: как сего достигнуть?» Опять ушел коллежский секретарь домой и опять написал. Еще больше понравилось. «За сим, говорит, нам остается открыть пальбу». И начали они палить, и чем больше палят, тем больше коллежский секретарь в доверие входит. Вот он и возгордился. Вместо того, чтобы помнить пословицу: всяк сверчок знай свой шесток, а он возмнил, что конца начальственному долготерпению не будет! Стал, знаете, желания своего начальника упреждать, мысли угадывать. Не успеет начальник прожект задумать — смотрит, а он уж его предварил. Спустили ему это один раз, спустили в другой, в третий, конечно, щелкнули — а он все продолжает предварять. До того, знаете, разревновался, что глаза выпучил, ходит, как пьяный, шатается и у рта пена; словом сказать, спит и видит, как бы ему в самое лоно к начальнику попасть. Терпел-терпел начальник, видит, что дело-то выходит серьезное. Хорош парень, да ежели повадку ему дать, от него, пожалуй, и совсем житья не будет. И что ж, сударь! Только, знаете, дунул… Как был во всей форме коллежский секретарь, так совсем, и с гордостью своей, и с вицмундиром, тут же у всех на глазах и растаял. И теперича он в Пале-де-Кристаль у Марцинкевича в комиках состоит!