Том 14. М-р Моллой и другие - [161]

Алджи почувствовал, что интеллектуальный напор беседы превосходит его умственные возможности.

— Она? Кто?

— Не знаю, кто она такая. Высокая красивая женщина. Алджи проделал быстрые умозаключения. Это было легко, потому что миссис Симмонс явно не подходила под описание.

— Келли! — воскликнул он. — Должно быть, это тетка Стикни, Келли. Почему она платит по счетам Генри? Гром и молния!

— Что?

— Просто возглас. Не обращай внимания. Как по-твоему, она любит Генри?

— Не могу сказать.

— Наверное, любит, потому что они собираются пожениться.

— Надеюсь, они будут счастливы, но это не меняет того факта, что я должен убраться отсюда, так и не повидавшись с Джейн.

Алджи вполне сознавал серьезность положения.

— Надо хорошенько подумать, Билл. Подожди минутку. Я раскину мозгами. Наверное, мне стоит походить взад-вперед.

— Валяй.

— Остается одно, — сказал Алджи, походив взад-вперед. — Я пойду к Генри и объясню ему все — то есть, что ты очень славный малый, пусть и в шкуре пристава, а сюда проник, чтобы увидеть Джейн. Я попрошу, чтобы он, как порядочный человек, разрешил тебе остаться. Может, сработает, может, нет, но попытаться стоит. Иди к озеру и жди меня там. Оно за деревьями.

3

Алджи потребовалось минут пять-семь, чтобы обрисовать Генри положение дел. Все это время Билл стоял на прежнем месте, погруженный в свои мысли. Из задумчивости его вывело тарахтенье приближающегося такси. Он очнулся и, как велел Алджи, двинулся к озеру.

Ответ Генри был суров и краток. В нескольких словах дядюшка наотрез отказался пускать под свой кров кого-либо из племянниковых друзей. Это дело принципа, объяснил он, и менее всего он склонен изменять своим правилам сейчас, поскольку одна мысль о браке Джейн с кем-нибудь из беспутных приятелей Алджи наполняет его ужасом и отвращением. Может быть, этот Билл, как уверяет племянник, и впрямь превосходит средний уровень человеческих отбросов, с которым тот якшается, но Алджи согласится, что это немного стоит. Нет, сказал Генри с твердостью советского представителя в ООН, накладывающего сто одиннадцатое вето, тысячу раз нет; и Алджи, сказав, что считает Генри заносчивым, тупоголовым и лишенным элементарной человечности, удалился.

Он прошел в парадную дверь и уже спускался по ступеням террасы, когда подъехало такси и вышел Уэнделл Стикни.

В нашей хронике достаточно говорилось об Уэнделле Стикни, чтобы представить его как человека, подверженного быстрой смене настроений. То вверх, то вниз, сказали бы вы. Например, под действием домашнего пива из «Жука и Клена» он практически излучал веселье, хотя и выражал его заплетающимся языком. На следующее утро на него, если верить Генри, напали разом родимчик и колотун. Никогда не знаешь, чего ждать. То он весел и безмятежен, то весьма реалистично исполняет пляску святого Витта. Такая непредсказуемость безусловно занятна, хотя и смущает окружающих.

Сейчас Уэнделл выглядел совершенно спокойным. Бестрепетной рукой он расплатился с владельцем такси и без всякой дрожи указал пальцем на Билла, который в задумчивости шел к озеру.

— Видите этого типа? — сказал он. — Давно он здесь?

— С обеда.

— Знаете, кто это? Тот самый сыщик, о котором я рассказывал.

Его невозмутимость изумила Алджи. С таким выражением обычно указывают на что-нибудь умеренно любопытное, скажем, корову или кролика.

— Вы очень спокойны, — вот все, что он смог выговорить.

— А я вам объясню, почему спокоен, — сказал Уэнделл. — Я знаю, как вырвать у него жало. Спасибо Отису Дж. Пибоди. Вы, наверное, знаете Отиса? Очень большой человек в мире нефти.

Алджи ответил, что не имеет удовольствие знать нефтяного исполина.

— Мы оба принадлежим к нью-йоркскому Клубу Коллекционеров. Мне кажется, я вам рассказывал про Клуб Коллекционеров.

— Да, помню. Вы собираете всякое-разное.

— Верно. Отис собирает английские грелки. Я встретил его сегодня на «Сотби», и не знаю, почему рассказал ему про историю с пресс-папье — наверное, почувствовал, что он даст дельный совет. И слава Богу, что я завел этот разговор, потому что он тут же развеял все мои опасения. Я сказал, что частный сыщик преследует меня и доводит до нервного срыва. И знаете, что он ответил?

Алджи сказал, что не знает.

— Он посоветовал мне не изводиться по пустякам. Каждый частный сыщик, сказал он, имеет свою цену. Подмажь его, вот что он сказал. Подмажь его.

— Неплохая мысль.

— Мысль — просто отличная. Все разом разрешается. Я подумал, может быть, вы согласитесь выступить моим представителем.

— С радостью. Это избавит вас от неприятного разговора.

— Очень неприятного. Куда он шел?

— Наверное, взглянуть на озеро?

— Идите за ним.

— Хорошо. Сколько ему предложить?

— Ну, сто долларов.

Алджи нахмурился, ясно показывая, что думает об этой ничтожной сумме, и для вящей выразительности еще и помотал головой. Уэнделл сразу все понял.

— Думаете, мало?

— Просто несерьезно.

— Сколько вы бы посоветовали?

— Пятьсот фунтов, — ответил Алджи, которого вновь посетило вдохновение. Он чувствовал, что в делах людей прилив есть и отлив, с приливом достигаем мы успеха.[130]

Уэнделл скривился, как будто его укусили за ногу. Челюсть его немного отвисла. Он был богат, но именно богатым людям свойственно скупердяйство.