Том 14. Критические статьи, очерки, письма - [229]

Ценным дополнением и своеобразным комментарием к «Дневнику революционера 1830 года» и другим статьям, в которых Гюго развивает мысль о том, что «романтизм — это либерализм в литературе», являются письма, относящиеся к дням июльской революции 1830 года. «Ведь для нас это тоже вопрос свободы, — пишет он Ламартину, — ведь в литературе тоже происходит революция. Она пойдет бок о бок со своей сестрой — политикой».

Письма, написанные в этот период, свидетельствуют о том огромном впечатлении, которое произвело на Гюго революционное выступление французского народа. «Я попал в такой головокружительный вихрь, что не в силах был связать и двух мыслей о поэзии и дружбе, — объясняет он Ламартину свое длительное молчание, — лихорадка овладела всеми, и нет способа, чтобы оградить себя от внешних впечатлений… Заниматься политикой — это сейчас то же самое, что дышать».

Подавляющее большинство печатаемых писем относится к периоду эмиграции — годам, проведенным писателем вначале на острое Джерси, а позднее на Гернсее. Именно в эти годы Гюго «встает во весь рост», по образному выражению Герцена.

В письмах 1852 года к родным и друзьям, являющихся своеобразным дневником писателя в первый год его жизни в изгнании, в полной мере отразились его исключительные моральные качества, его глубокая принципиальность патриота и демократа, отныне посвятившего свою жизнь «войне против деспотов». «Больше чем когда бы то ни было ощущаю свой неотложный долг перед обществом», — пишет он в феврале 1852 года известному итальянскому демократу Брофферио.

Сообщая своим родным о полученном предложении переехать всей семьей в Италию на озеро Маджоре, Гюго поясняет: «Это один из прекраснейших уголков в мире. Нам было бы хорошо там; но долг наш… уехать в другое место, хотя бы в Джерси, откуда мы сможет лучше вести борьбу», «Умоляю тебя, не падай духом, — пишет Гюго своему сыну Франсуа-Виктору, который вместе с другим его сыном, Шарлем, сидел в тюрьме по приговору суда Луи Бонапарта, — …отнесись к своей камере как к своему изгнанию… Все это великая битва. Вы должны считать счастьем, мои мальчики, а я своей гордостью, что вы, такие юные, принимаете в ней участие… что я имею право сказать тем, кто вместе со мной сражается за прогресс: я страдал сам и терпел страдание своих сыновей».

Многие из писем к издателю Этцелю связаны с подготовкой к печати и распространению самого выдающегося сборника стихотворений Гюго — «Возмездие». Эти письма являются ярким свидетельством того значения, которое Гюго придавал делу массового распространения своих обличительных сатир, направленных против Луи Бонапарта. «Нет ничего легче, как забросать отсюда всю Францию экземплярами книг… Здесь [305] печатание обходится очень дешево… Это потребует меньше затрат, поэтому, изготовив с него [306] стереотипные доски, его можно будет продавать по более дешевой цене».

Отличительная особенность корреспонденций Гюго состоит в том, что они становятся одной из форм борьбы в защиту принципов демократии, против всяческой социальной несправедливости. Маленький остров Джерси становится местом, куда обращаются за помощью люди из различных стран света, борющиеся за свои суверенные права, за национальную независимость. Гюго оказывается в центре событий своего времени и своим действенным словом решительно осуждает колонизаторов и угнетателей.

«В своем уединении я остаюсь свидетелем терзаний человеческого рода, — пишет Гюго Флурансу 27 октября 1867 года. — Если бы вы прочли письма, которые я получаю, вы бы содрогнулись. Все страждущие обращаются ко мне… Чем я могу помочь, увы! Но все равно, я делаю что могу… До последнего своего вздоха я буду бороться за угнетенных. Там, где льются слезы, там моя душа».

В 1859 году Гюго обратился к правительству Соединенных Штатов Америки с воззванием помиловать Джона Брауна, который мечтал освободить негров Виргинии и других южных штатов, но Джон Браун был казнен. «Моя душа сейчас удручена глубокой скорбью, — пишет Гюго Жорж Санд, — они убили Джона Брауна… И это сделала республика!»

В эти же годы Гюго выступает против порабощения малых народов, горячо поддерживает их борьбу за национальную независимость. «Рассчитывайте на меня как на писателя и гражданина, — отвечает он в 1869 году повстанцам Крита, обратившимся к нему за поддержкой. — За Грецию я отдал бы свои строфы, подобно Тиртею, и свою кровь, подобно Байрону». «Пусть Испания убирается из Америки! — отвечает он гражданам республики Пуэрто-Рико. — Куба должна быть свободна, так же как Сан-Доминго… Свобода мира — это свобода каждого народа в отдельности».

По просьбе Мадзини Гюго пишет воззвание к итальянскому народу, которое затем было переведено Мадзини и тайно распространялось по всей Италии. Оказав поддержку Гарибальди в сборе средств на приобретение оружия, Гюго выражает солидарность итальянскому народному герою: «Мы оба верим, и верим в одно и то же».

Важно отметить, что в своих письмах Гюго засвидетельствовал исключительно дружеское расположение к А. И. Герцену. «Дорогой согражданин, — обращается он к Герцену. — Я называю вас согражданином, ибо у нас с вами одна отчизна — будущее, одно гражданство — единение человечества».