Том 14. Критические статьи, очерки, письма - [211]

Да, по нашему общему мнению, следовало бы сразу же снова начать выпускать «Le Rappel». Приезжайте же, мой добрый и дорогой советчик, «veni spiritus»! [296] Если бы вы могли приехать «не один», — вы, конечно, понимаете, что я хочу сказать, — как это было бы чудесно! Здесь можно прекрасно устроиться за 6 франков в день. Скажите об этом друзьям. Г-жа Мерис держалась великолепно. Черт возьми! А как же иначе! Падаю перед нею ниц. Как я был бы счастлив с нею увидеться! Все мы крепко обнимаем вас обоих.

Умнейший и великодушнейший человек, добрейший брат и учитель, я люблю вас.

Да, я поступил правильно, заявив протест, — я сразу же остановил трусливое движение вспять бельгийского правительства. Теперь оно разрешает въезд побежденным. Поэтому я и написал о нем (в моем заключительном письме): «Оно меня выслало, но оно меня послушалось». Читали вы это письмо? Как много я должен вам рассказать!

Обнимаю, обнимаю вас. Приезжайте.

В. Г.

Леону Кладелю

5 июня 1872

Вы написали, сударь, сильную и правдивую книгу. Вы говорите о зле, но делаете это во имя добра. Вы смело прикасаетесь к ране, как человек, который хотя и причиняет боль, но может ее исцелить. Я люблю эти выразительные страницы, в них всюду чувствуется жизнь. Ваша книга дышит правдой и честностью.

Благодарю вас.

Виктор Гюго.

Жорж Санд

2 августа [297], Париж

Мой высокоталантливый друг!

Вы написали великолепную, полную прелести страницу о «Грозном годе». Между нами есть разногласия, но нет расхождения во взглядах, ибо в сущности мы стремимся к одному и тому же. Мы стремимся к тому, чтобы каждый шаг был шагом вперед и ни один не был бы шагом назад. Следовательно, я могу поцеловать протянутую вами руку.

Вы приезжали в Париж, а я этого не знал. Какая жалость! Я был бы так счастлив пасть к вашим ногам и сказать вам, как я восхищаюсь вами, как уважаю вас и как люблю.

В свою очередь и я уезжаю. Вы будете в Ногане, я — в Гернсее, но мои глаза будут прикованы к вашему сиянию.

Виктор Гюго.

Господину де Сегюру, епископу

Отвиль-Хауз, 17 декабря 1872

Милостивый государь!

Я не имел понятия о вашем существовании.

Сегодня мне сообщили, что вы существуете, и даже, что вы епископ.

Охотно этому верю.

Вы были настолько любезны, что написали обо мне несколько строк, которые доведены до моего сведения и которые я здесь привожу:

«Виктор Гюго, великий, суровый Виктор Гюго, прославленный поэт демократии и всемирной республики, в то же время несчастнейший человек, обремененный рентой в более чем триста тысяч франков (подчеркнуто в подлиннике), некоторые даже говорят — в пятьсот тысяч франков (подчеркнуто в подлиннике). Его гнусная книга «Отверженные» принесла ему единовременно пятьсот тысяч франков. Однако нигде не найти упоминаний о щедротах, которыми поэт, по влечению своего любвеобильного сердца, без сомнения, осыпает своих подопечных из трудящихся слоев. Говорят, что он настолько же скуп и настолько же эгоистичен, насколько хвастлив».

За сим следуют две страницы, написанные в том же духе, относительно Ледрю-Роллена, который «несметно богат», о Рошфоре, который был «арестован в Мо со множеством банковых билетов, зашитых в подкладке его сюртука», о Гарибальди, — его вы иначе не называете, как Гарибальди-пашой, — «который воюет, сам не участвуя в боях», у которого войско состоит из «пятнадцати тысяч бандитов, отъявленных трусов» и который «спасся бегством, захватив с собой наши миллионы», и т. п. и т. п.

Не стану терять времени, милостивый государь, на то, чтобы сказать вам, что в приведенных десяти строках нет ни одного слова правды, — вы сами это знаете.

Я ограничусь тем, что отмечу содержащуюся в них литературную оценку — эпитет «гнусная», данный моей книге «Отверженные».

В «Отверженных» выведен епископ: он добр, чистосердечен, смиренен, он относится ко всем по-братски, наделен острым умом и вместе с тем кротостью, его благословения проникнуты всеми добродетелями, — вот почему «Отверженные» — гнусная книга.

Отсюда следует, что «Отверженные» были бы превосходной книгой, если бы выведенный в ней епископ был человеком, преисполненным лицемерия и ненависти, если бы он оскорблял людей, если бы это был бездарный и грубый сочинитель, злобный идиот, презренный писака самого низкого разряда, распространитель полицейской клеветы, лгун с жезлом и в митре.

Быть может, второй епископ более соответствует действительности, чем первый? На этот вопрос надлежит ответить вам, сударь, — вы разбираетесь в епископах лучше, чем я.

Ваш покорный слуга

Виктор Гюго.

Огюсту Вакери

Отвиль-Хауз, 12 апреля [298]

Дорогой Огюст, не кажется ли вам, что французские газеты, включая и «Le Rappel», слишком любезны по отношению к этому презренному Гранту, которого, к великому сожалению, снова избрали. С франко-американской нотой стоит ознакомиться. Прилагаю ее. Маркан принес мне эту выдержку из «Leslie's Illustrated». Мне кажется, что было бы очень хорошо перепечатать ее в «Le Rappel». Нельзя же все-таки допускать, чтобы этот Грант безнаказанно предавал и Францию и Америку.

Ах, какие вы написали страницы об Эсхиле и смертной казни! Это просто замечательно! Какой у вас большой и светлый ум!