Том 14. Критические статьи, очерки, письма - [182]

Пишу вам все это, давая волю мыслям, как придется, как думается, — так море посылает свои волны, свои водоросли, свои дуновения.

Приезжайте же познакомиться с ним, с нашим джерсийским морем, если вы этой весной отправитесь в Португалию. Меня убеждают — и я этому верю, — что в апреле Джерси — настоящий рай. Зимой здесь печально и пасмурно, зато лето все искупает. Прилетайте к нам, милый поэт, вместе с апрелем, с розовой зарей, с весной, с птичьим хором.

Всю зиму я писал мрачные стихи. Они будут называться «Возмездие». Вы догадываетесь, что это такое. В ближайшие дни вы их прочтете. Написав «Наполеона Малого» прозой, я сделал лишь половину работы. Мне удалось поджарить этого негодяя только с одного бока, теперь поворачиваю его на рашпере.

О милый товарищ по духу, товарищ по битве, нам нельзя унывать. Будем непоколебимы, продолжим борьбу, удвоим усилия, будем упорны в войне, объявленной нами всему, что зовется злом, ненавистью и тьмой.

Виктор Гюго.

Луизе Колле

Марин-Террас, 17 марта 1853

Если бы все мои мысли долетали до вас, вы каждую минуту получали бы по письму. Проверьте на себе, каково это — не писать, потому что не все можешь сказать. Но я не хочу, чтобы вы считали меня человеком опустившимся или неблагодарным, вот почему я и пишу вам. Дойдет ли оно до вас, мое письмо? Не застрянет ли в почтовой сумке? О, как прекрасны были времена Вергилия, когда ветерки брали на себя труд относить послания поэтов богам! И даже богиням. Тогда мое письмо непременно дошло бы до вас.

Зима в этом году выпала ненастная — дожди, туманы, бури; но у меня была большая радость — ко мне вернулся мой другой сын. Благодарение богу, он теперь со мной. Как тяжко изгнаннику, когда кого-то не хватает у его домашнего очага!

А теперь пришла весна, вся моя семья здесь, со мной, на сердце у меня стало веселее, солнце улыбается мне, а я улыбаюсь ему. Прежде под моим окном шумел Париж, теперь шумит океан; шум их похож, их величие тоже. Среди редких травинок, которые я называю своим садом, показались первые цветы. Сидя за столом, где я пишу вам, я время от времени вижу красивую белую птицу; она то играет над волнами, купаясь в их пене, то парит в сияющей небесной лазури, и мне кажется, что это пролетает передо мной ваша крылатая поэзия.

Я получил справку, которую вы мне послали, и вставил ее в надлежащее место. Она мне очень пригодится. И не беспокойтесь, я позабочусь, чтобы это ничему и никому не повредило.

Всю зиму я писал стихи — и лирические и касающиеся недавних событий. Последние я собираюсь издать, если в Европе еще существует возможность что-либо издавать. Я найду способ доставить вам эту книгу. Пока я бил их только хлыстом прозы, теперь я надаю им пощечин стихами и тогда переведу дух.

Прошу вас о письмах, о длинных письмах, об этих прекрасных, благородных страницах, которые вам так легко написать. Прошу вас, отвечайте мне страницей на строку, ведь вы можете говорить все, не опасаясь повредить мне. Прошу не забывать нас, не забывать тех, на кого тяжким бременем ложится всеобщая трусость и кто страдает, пока Франция погружена в сон. Когда человека предает забвению такое сердце, как ваше, — это и есть изгнание.

Будьте и дальше такой же гордой, возвышенной, сдержанной и полной негодования смелой женщиной. Среди этого позора ваше отношение ко всему происходящему делает честь вашему полу и служит утешением честным людям. Пришлось бы краснеть от стыда, если бы не было во Франции нескольких женщин — таких, как вы, умеющих мыслить, и таких, как Полина Ролан, умеющих пойти на смерть.

Оставайтесь собой, воплощение прелестного остроумия, великодушного сердца, высокого ума, и позвольте мне из глубины моего мрака послать вам свои самые светлые чувства.

Виктор Гюго.

Жюлю Жанену

17 марта 1853, Марин-Террас

Как вы счастливы, дорогой поэт! Каждый понедельник вы пишете письма всей Европе — восхитительные письма, полные чувства, изящества, поэзии, ума, вкуса, — и вся Европа получает их и читает, в том числе изгнанник, в уединение которого нисходит эта манна небесная. Что же до нас, то мы пишем, отправляем наши письма на почту, и почта их проглатывает. Я пишу Жюлю Жанену, а получает мои письма г-н Бонапарт. Вот какая неприятность!..

Все же сегодня, благодаря обходному пути, которым я хочу воспользоваться, надеюсь, что эти странички до вас дойдут.

Виктор совсем вернулся ко мне. Он со мной, и это отрадно, а еще отрадней то, что он счастлив. Ваши добрые слова оставили в нем неизгладимый след. Сейчас у него раскрылись глаза на предмет его безумной страсти, и он благодарит нас всех, словно утопающий, которого вытащили из воды. В первое время ему было тяжко. Бедный мальчик ужасно страдал несколько недель. Видя, как он оплакивает свою любовь, я представлял себе маленького Тото из Рош, который, хлопая в ладошки, кричал: «Папа шутов!» Вы помните этот чудесный сад, чудесное солнце, эти затягивающиеся до бесконечности обеды, царящее за столом веселье и добродушный смех нашего общего отца — г-на Бертена? То было восхитительное время. Где он, ласковый май нашей юности? Ныне ваш выдающийся ум почти в оковах, а я — изгнанник.