Том 13. От царствования Феодора Алексеевича до московской смуты 1682 года - [19]

Среди этой обширной и пустынной страны, где, казалось, так недавно человек начал подчинять природу своей воле, где так редко встречались небольшие села и деревни и большие огороженные села, города, западный путешественник с нетерпением ждал, когда же покажется тот знаменитый город, который давал имя целой стране, в котором пребывал неограниченный владыка ее. И вот перед ним развертывалась Москва и вдали производила сильное и выгодное впечатление: на неизмеримом пространстве черная громада домов, но над этою черною громадою поднималось бесчисленное множество церковных глав и колоколен, и выше всех поднимался Кремль, жилище великого государя, с белою каменною стеною, наполненный белыми каменными церквами с позолоченными главами, и посредине высокий белый столп с золотою головою, Иван Великий, гигант, благодаря скромной высоте других зданий. Эта белизна кремлевской стены и церквей, резко выдающаяся в противоположность массе черных деревянных домов, и большее количество каменных зданий сравнительно с другими городами дали происхождение известному эпитету, который до сих пор остается за Москвою, – белокаменная.

Издали Москва поражала великолепием, красотою, особенно летом, когда к красивому разнообразию церквей присоединялась зелень многочисленных садов и огородов. Но впечатление пере менялось, когда путешественник въезжал внутрь беспредельногс города: его поражала бедность жилищ со слюдяными окнами. бедность, малые размеры тех самых церквей, которые издали производили такое приятное впечатление, обширные пустыри. нечистота, грязь улиц, хотя и мощеных в некоторых местах деревом. Издали казавшаяся великолепным Иерусалимом, внутри Москва являлась бедным Вифлеемом, по выражению одного путешественника.

Но Москва своим характером была полною представительницею страны, в которой была царствующим градом. В необъятную ширь просторно раскинулась она по горной и луговой стороне своих рек с простотою и бедностию деревянного жилища, окруженного обширным двором, садом, огородом. Москва удерживала этот сельский характер столицы первобытного, земледельческого государства. Прежде она была еще обширнее, и народа в ней прежде было больше; но по Москве прошла печальная история страны и оставила глубокие следы. Сильно поднялась Москва над всеми другими городами в эпоху окончательного собрания страны, окончательного сосредоточения власти в руках великого государя; отовсюду стремились в нее жители волею, привлекаемые выгодами столицы, и неволею, выселяемые из Новгорода и Пскова по распоряжению великого князя. Москва особенно поднялась. т. е., лучше сказать, расширилась и наполнилась людьми, во времена Иоанна III и сына его Василия. Но Москва стала главным городом России в то время, когда русский народ в своем историческом движении начал поворачивать с востока на запад, от степи к морю. Этот поворот, только что начавшийся и медленный, обозначился, однако, на Москве отблеском того света, который начал ярко светить в Западной Европе в эпоху Возрождения: в Москве явились красивые и относительно обширные и прочные здания, построенные западными художниками, дворец, церкви, башни; эта обстройка Москвы в XV и XVI веках имеет в русской истории то важное значение, что, поднимая столицу, делая ее предметом благоговейного удивления для русских людей, она вместе с тем поднимала значение московского великого князя, содействовала тому, что он становился великим государем, великим хозяином, самодержцем, выдаваясь наглядным образом великолепием своей обстановки из толпы князей и бояр, с которыми прежде равняла его простота быта; таким образом, италианские художники, украшая Москву, делали одно дело с полугречанкою, полуиталианкою Софиею Палеолог, воспитанною в Италии, в той сфере, где воспитались Макиавелли, Екатерина Медичи, королева Бона. Но если Москва стала главным городом России, когда эта страна начала поворачивать с востока на запад, то это значит, что она стала главным городом России в то время, когда эта страна должна была вести тяжелую борьбу с двух сторон, отбиваться и от востока и от запада, от бесерменства и латинства, по старинному выражению. Степной варварский мир ослабел, позволил России начать наступательное движение, но иногда извергал огромные разбойничьи шайки, которые несли опустошение до самой столицы России; с другой стороны, на западе Россия столкнулась с Польшею и завязала с нею отчаянную борьбу, и Москве дорого стоило отстаивание России от бесерменства и латинства. При внуке Иоанна III, в то самое царствование, когда две татарские орды пали перед Москвою, когда весь мусульманский мир взволновался от этого сильного наступательного движения христиан, хан последней орды на европейской почве, Девлет-Гирей крымский, явился под Москвою и сжег ее. Москва не успела еще оправиться от этой беды, как наступила козачина, Смутное время; пришли поляки, почуяв беду России; бояре, поставленные между двумя огнями, боясь козаков, козацкого царя, самозванца, сами ввели поляков в Москву; но прежде чем русские выжили этих гостей из Кремля, Москва опять была сожжена и разорена, жители разошлись розно. После этой беды Москва в XVII веке оправлялась с трудом, как с трудом оправлялась вся земля, при новых борьбах, при новых напряжениях; царствующий град в XVII веке не достигал ни той обширности, ни того количества народонаселения, какое имел в XVI веке, а тут уже приближалось время, когда Россия должна была наконец добраться до моря и на болотных берегах Невского устья должна была подняться столица Империи.