Том 13. Господа Головлевы. Убежище Монрепо - [323]

…который высоко держит знамя России! — Видимо, намек на упоминание о «знамени» в статье Безобразова «Наши охранители и наши прогрессисты» (см. стр. 696).

Монтаньяр — якобинец, «красный», сторонник крайних радикальных действий (от франц. montagnard — горец). Ниже Салтыков иронизирует над «радикализмом» прокурора и ему подобных, замечая, что «у нас радикалы своеобразные; у нас радикалами называются преимущественно те, которые особливую пользу приносят по части пресечения и предупреждения».

…литераторов же водворить в уездный город Мезень…— то есть сослать. Мезень — небольшой в то время городок бывшей Архангельской губернии, место административной ссылки.

Варнавин — уездный город бывшей Костромской губернии.

Гулящие русские люди. — См. прим. к стр. 393.

…газеты «Чего изволите?»… — Подразумевается газета типа «Нового времени» Суворина.

…с какою готовностью наша литература усваивает точки зрения, указываемые ей благожелательными лицами. — Ирония над официозными изданиями, над попытками властей «направлять» литературу и журналистику.

Подчасок — здесь: нижний полицейский чин.

Долгогривые — здесь: неблагонамеренные, «нигилисты», часто являющиеся выходцами из семинаристов, из духовного звания и носившие бороды и длинныеволосы (ср. т. 11, стр. 59 и т. 7, стр. 20).

…мер простого искоренения…— то есть обычных цензурных мер.

Все десять шаров были положены направо…— Положить шар для голосования направо означало утвердить предложение или кандидата, налево — отвергнуть.

Обремизить — поставить в тяжелое положение, заставить проиграть (от карточного термина «ремиз» — недобор нужного числа взяток).

…его превосходительство (должно быть, по классу занимаемой должности)… — По своему чину Феденька еще не имеет права на титул «ваше превосходительство», присваивавшийся действительным статским советникам (чин 4-го класса).

Бертрам (и упоминаемые далее Алиса и Рембо) — персонажи оперы Мейербера «Роберт-Дьявол» (либретто Э. Скриба и Ж- Делавиня).

Первое апреля^*

Впервые — ОЗ, 1879, № 8 (вып. в свет 19 авг.), «Совр. обозр.», стр. 229–314, в качестве первой главы объединенного очерка «Первое апреля. — Первое мая» с примечанием автора: «См. «Отеч. зап.» за март 1879 г. По обстоятельствам, лично касающимся автора, в фельетонах этих последовал перерыв. Извиняясь в этом перед читателями, автор постарается к концу года довести дело до 1-го декабря включительно». Подпись: Nemo.

Сохранилась черновая рукопись первоначальной редакции, анализ которой дает основание предположить, что очерк мыслился как самостоятельный и лишь позднее, непосредственно перед публикацией в августе 1879 года, к нему была присоединена вторая часть — «Первое мая» — и сделано примечание, в котором содержалось более конкретное указание на «четырехмесячный перерыв», а вместо: «довести дело до 1-го декабря включительно» — было: «[наверстать пропущенное] выполнить все предположенное». В верхней части первого листа имеется зачеркнутый текст начала статьи «Приличествующее объяснение» (см. стр. 787).

За последние четырнадцать — пятнадцать лет физиономия нашей литературы значительно изменилась. Значение больших (ежемесячных) журналов видимо упало, а вместо них, в качестве руководителей общественной мысли, во множестве выступили ежедневные газеты. Вместе с этим литературные силы, в которых и без того не было излишка, разбросались и измельчали, а отношения литературы к вопросам, выдвигаемым жизнию, сделались поспешными, тревожными, непоследовательными.

Работая над рукописью, Салтыков исключил из текста ряд деталей, например:

Стр. 440, строка 22. Вместо: «Да… нет… не то! <…> ну хорошо, успокойся» — было:

Да… нет… нет, нет! — оправдывался он. — И Державин был литератором, и Дмитриев… Державин, Дмитриев, Карамзин, le prince Wiasemsky, [но…], ах, если б вы!

Стр. 445, строка 15. Вместо: «Взойдешь невзначай в комнату <…> пополам переломится» — было:

А помнишь, бывало, взойдешь невзначай в комнату, а он вдруг где-нибудь взуглу взовьется в виде приветствия, а потом отвесит поклон, словно пополам переломается? И еще как он лгал, что он покойному Филарету племянником приходится… помню! помню!

Стр. 448, строка 16 сн. После: «хотя бы они самого Ксенофонта в подлиннике прочитали» — было:

Единственное исключение, это когда нехорошенькая может быть полезной. Ну, тогда и с ней будешь поневоле любезен.

Стр. 449, строка 2 сн. Вместо: «вечером у нас <…> слушают и зевают в руку» — было:

вечером у нас [Данковский полное собрание своих сочинений] Бутлерова о медиумизме читать будет. Ну-с, я пришел. Умно, что и говорить, умно! Серьезно, тихо, чинно; господин [Данковский] Бутлеров читает [господин Голумбецкий], мущины в руку зевают.

Стр. 450, строка 9. После: «и не люблю случайных знакомств» — было:

полагаю, что в жизни необходимы и дружба, и любовь, но не вижу надобности разменивать эти чувства как попало и по мелочам. По наружности я человек одичалый, а ты — общительный. У меня очень ограниченный круг знакомств, и я почти не показываюсь в публике; напротив, ты — знаком с целым городом и почти вездесущ. Но ежели разобрать дело хорошенько, то окажется, что общительность не на твоей стороне, а на моей. Ты тип одичалого человека, а не я. Ты, мелькая всюду, нигде не бываешь, зная всех, никого не знаешь. Такой, по крайней мере, мой взгляд. А может быть, я и не прав.