Том 13. Господа Головлевы. Убежище Монрепо - [304]

Поэтому я полагаю, что нет достаточных оснований задерживать и представлять в Комитет министров для уничтожения февральскую книжку «Отечественных записок», тем более что по выходе ее в свет она может быть рассмотрена Советом Главного управления по делам печати и признана, если окажется нужным, заслуживающею второго предостережения.

Соображения эти имею честь представить на усмотрение Вашего превосходительства вместе с прилагаемым донесением С.-Петербургского цензурного комитета»[275]. На этом документе резолюция Макова: «Согласен с Вашим заключением».

Таким образом, благодаря предусмотрительности Салтыкова очерк «Тревоги и радости в Монрепо» был напечатан.

По писарской копии можно установить, какие изменения вынужден был по цензурным соображениям внести Салтыков при публикации очерка под названием «Тревоги и радости в Монрепо». В рукописи значительно больше внимания было уделено институту урядников, при переработке часто встречающееся слово «урядник» было им или убрано, или заменено на «вольнопрактикующий незнакомец», «посторонний», «человек» и т. п., а вместо «пропаганда» введен термин «филантропия», «проповедь» и т. д. Помимо такого рода замен Салтыкову в ряде случаев пришлось прибегнуть и к исключению части текста, что, в свою очередь, явилось поводом для дальнейшей его творческой переработки.

Приводим наиболее существенные варианты из писарской копии.

Стр. 292, строка 9. После: «становую квартиру» — было:

и сверх того к нам назначили какое-то совсем новое лицо: урядника.

Стр. 293, строка 21. После: «говорил бы о сердцеведении» — было:

и о внутренней политике, и чтобы…

Стр. 293, строка 17 сн. После: «и так далее до конца» — было:

А тут еще на помощь к нему подоспеет урядник… Что такое этот урядник! Что означает сей новый чин?

Стр. 296, строка 1 сн. После: «молодых отростков для ее огорода» — было:

Затем уже совсем было собрался домой, как вдруг вспомнил об уряднике.

— Ну, а урядник? — обратился я к батюшке, — как-то он на мои пропаганды взглянет?

— Об уряднике ничего сказать не могу и даже впервые о такой должности слышу, — ответил он, — читал, правда, в газете, будто бы в Костромской губернии у одного обывателя пропала курица и будто бы господин урядник ту курицу за семьсот верст нашел, но верно ли это — сказать не могу.

Стр. 299, строка 21. После: «политически неблагонадежного лица» — было:

Все равно как история с нигилизмом. Кому до 1862 года могло даже во сне привидеться это интересное явление, наделавшее столько шума в нашей печати и, к несчастию, даже в жизни?

Стр. 301, строка 17. Вместо: «следовать куда глаза глядят» — было:

следовать в места не столь отдаленные.

Стр. 306, строка 11 сн. После: «поднять» — было:

И к тому же, наверное, найдутся люди, которые увидят тут каламбур…

Стр. 308, строка 16. После: «будет прием урядников» — было:

и кстати я познакомлю вас с моими молодцами урядниками.

Стр. 318, строка 15 сн. После: «вы благородный человек» — было:

По нужде я могу быть даже откровенным с урядниками, потому что они призваны исполнять мои предначертания…

Автор подверг в очерке осуждению произвол властей, дошедший до последней крайности и принявший форму пресловутого «сердцеведения». С беспощадным сарказмом осмеяны здесь некоторые конкретные «охранительные» мероприятия правительства — введение института полицейских урядников, усиление средств уездной полиции, выступление Гейнса, отразившего «твердые» установки и настроения правительственных верхов. Одновременно сатирически заклеймена трусость и податливость дворянского либерала-фрондера, постыдно пасующего перед реакцией.

Очерк получил высокую оценку в печати. «Г. Салтыков, — отмечал Буренин, — под видом легкого фельетонного очерка, в маленькой раме будто бы чисто бытовой картинки захватывает одно из существеннейших отрицательных явлений современной жизни. Сатирический герой этюда становой новейшего, «последнего» пошиба, и в его образе сатирик обрисовывает самые выдающиеся черты целого направления, обрисовывает с такою полнотою и выдержкою, какая ему не всегда удается. Сатира не переходит ни разу в шарж, не страдает околичностями и юмористическим балагурством, не чуждым иногда г. Салтыкову: она проведена с начала до конца очень тонко, с чувством меры и оставляет впечатление вполне ясное и цельное». Подробно пересказав содержание, критик приходил к выводу: «Вообще можно сказать, не рискуя впасть в ошибку, что новый этюд г. Салтыкова, несмотря на легкую фельетонную форму, принадлежит к числу наиболее выдержанных, наиболее определенных и глубоких его сатир»[276].

Считая, что «лучшей из беллетристических статей февральской книжки «Отеч. записок», без сомнения, является очерк Щедрина», обозреватель одесской газеты «Правда» подчеркивал: «Разговоры обывателя с Грациановым и в особенности речь последнего с сотским как нельзя более типичны и полны самой злой иронии. Но что особенно замечательно вообще в сатирических очерках г. Щедрина и, разумеется, также и в этом — это именно их современность, — он особенно умеет всегда подметить отрицательные стороны современной «злобы дня» и вместе с тем подметить в ней пошлую сторону, которую и предает беспощадному сарказму. Новый рассказ его может быть лучшим подтверждением этого»