Том 12. Стихотворения - [26]

Свободу, честь, прогресс, грядущие свершенья,

Как действовал Луи Стяжатель и Сеян, —

И судьям бронзовым закон железный дан…

И — чудно! — всюду сон. Властитель рад: навеки

Лишил людей души и небу склеил веки.

О, грезы деспотов! Но время все ж идет;

Зерно растет в земле; не молкнет рокот вод.

И день придет: закон безмолвья и могилы

Развалится, приняв удар внезапной силы,

Заслон гнилых ворот как громом будет сбит —

И пламя факелов весь город озарит!

Джерси, август 1853

VII САНОВНИКИ

Бесследно им дано исчезнуть, как червям.

Что делать с кровью их презренной? Душу нам

Смягчает отвращенье.

Смирим же ярый гнев, и ненависть, и дрожь!

Народ! Коль веришь мне, лишь палку ты возьмешь

В великий день отмщенья.

О, что за балаган воздвиг Сулук Второй!

Маркизов пряничных, конфетных принцев рой

К убийце льнет влюбленно.

Едва ль поэзия, громя или смеясь,

Коснется подлецов: противна Данту грязь,

А кровь смутит Скаррона.

О клоуны! Душой и низостью черны,

Вы мрачным будущим, как видно, смущены:

Вы так боитесь смерти;

Вам кажется: мы здесь, в изгнанье, всё грозней

Той кожи требуем, что рядит вас в людей.

О нет, рабы, не верьте.

Камбиз — о, тот бы мог (он был в решеньях скор!),

С Бароша кожу сняв, Тролону сей ковер

Отправить благосклонно;

Но тотчас бы решил: «Он хуже! Удавить!»

И приказал бы — да! — Деланглю предложить

Подстилку из Тролона.

Камбиз был туп — и тем достоин был венца.

Но вовсе нет нужды, чтоб честные сердца,

Что никогда не знали

Измен и подлостей, законы чтя свои, —

Тигровой шкурою иль кожею судьи

Диваны обивали!

Ты скажешь, мой народ: «Все схожи тут на вид.

На руки поглядим». И каждый задрожит,

Как волк с петлей на шее.

«На этих пальцах кровь! Немедля, в кандалах,

На каторгу!» Других, лишь с грязью на руках,

Ты заклеймишь: «Лакеи!

Закон на помощь звал, хрипел и ждал конца —

И разделили вы одежды мертвеца.

Скупил по сходным ценам

Вас цезарь. Вы же торг товаром наших прав

Вели, все подлости своей души послав

Прислуживать изменам.

Вам дарят жизнь. Но прочь! Беги, судья дурной,

Со злобным пастырем; ползи во мрак ночной,

Дрожа, согнув колени.

Да не останется под небом золотым,

Под божьей синевой с лучом зари святым,

От вас хотя бы тени!

А жить — живите, что ж, коль дорога вам гниль,

И депутат Криспен и кардинал Базиль, —

Позор вам даст жилища.

А средства к жизни? Ну, вам хватит их навек,

Коль можно стыд лакать, как воду светлых рек,

И коль презренье — пища!»

Затем, народ, с тобой мы за ворот возьмем

Всех этих жуликов, и ты очистишь дом

От них твоей дубиной.

И мраморным челом, в знак нашей правоты,

Нам в парке Люксембург кивнет Ликург и ты,

Катон, с душою львиной!

Друзья! Ничтожество холопов этих ждет.

Неважно, граждане, что их стыдом сомнет

Закона плащ свинцовый;

Неважно, если вдруг прохожий, в час ночной,

Найдет в золотаре у ямы выгребной

Тролона в роли новой;

Неважно, что Руэр под мостом сыщет кров;

Что, тогу сняв, Барош, как и Делангль, готов

В переднике на рынке

Наняться за два су; что из своих канав

Вскачь прибегут они, в грязь душу обваляв,

Почистить вам ботинки!

Джерси, июнь 1853

VIII «Прогресс — незлобивый, спокойный, полный сил —»

Прогресс — незлобивый, спокойный, полный сил —

Кровопролития вовеки не творил.

Он без оружия творит и побеждает;

К мечу и топору презренье он питает:

Ведь в небе голубом предвечно пишет рок,

Что мир наш — для людей, а человек есть бог;

Ведь сила высшая всегда неощутима!

Отвергни кровь, народ! Она неудержимо

Насилью бьет в лицо, безвинна или нет;

На славу каждую неизгладимый след

Кладет она — пятном, и капля роковая

Все покрывает, все грязня и пожирая;

Она в истории — чем дальше, тем черней —

Плывет и ширится, пятная палачей.

Поймите: лучшая из всех могил — презренье.

Ведь даже те, кого казнят за преступленье,

В крови, в грязи стыда, выходят из гробов!

Тюрьма с брезгливостью замкнет в себе воров —

И всё! Но не закрыть вовек могилы темной.

Пусть это будет склеп; пускай плитой огромной

Его покроют, пусть зальют цементом свод

И скажут: «кончено», — а призрак все ж встает

И камень медленно сдвигает — и выходит.

Пусть над могилою хотя бы форт возводят,

Пусть глыбами гранит нагромоздят над ней, —

Но призрак тем сильней, чем камень тяжелей:

Сдвигается, как лист, гранитная громада.

Глядите: вот он, вот! Он вышел… Так и надо,

Чтоб он блуждал в ночи, свой саван волоча.

Ты в комнате один? Он встанет у плеча

И скажет: «Это я». Стонать он в ветре будет;

Он ночью, в дверь твою стуча, тебя разбудит…

Всех истребляющих (по праву или нет)

Сквозь ненависть мне жаль. Их вижу в смене лет,

В глуби истории, что правду ищет в тайнах:

Стремясь уничтожать соперников случайных,

Врагов, преступников, обречены они

От стаи призраков бежать в ночной тени.

Джерси, октябрь 1852

IX ПЕСНЯ ПЛЫВУЩИХ ЗА МОРЕ (на бретонский мотив)

Прощай, мой край!

Все грознее прибой.

Прощай, мой край

Голубой!

Прощай, мой дом, мой сад, мой рай,

Прощай, цветами полный май!

Прощай, мой край,

Луг и лес вековой,

Прощай, мой край

Голубой!

Прощай, мой край!

Все грознее прибой.

Прощай, мой край

Голубой!

Невеста нежная, прощай!

Все выше гребни пенных стай.

Прощай, мой край,

Милых девушек рой,

Прощай, мой край

Голубой!

Прощай, мой край!

Все грознее прибой.

Прощай, мой край

Голубой!

Изгнанник, взор не опускай!