Том 12. Масорка. Росас - [40]

— Вы же видите, что я ношу девиз, — продолжала она, — кроме того, я привезла вам вот эту маленькую лепту, которую моя мать желает преподнести женскому госпиталю через ваше уважаемое посредничество.

Донья Аврора вынула из кармана бумажник из крокодиловой кожи, достала оттуда четыре банковых билета и вручила их донье Марии-Хосефе, это были ее карманные деньги, которые отец давал ей каждый месяц, с тех пор как ей исполнилось четырнадцать лет.

Донья Мария-Хосефа развернула билеты и глаза ее на мгновение округлились при виде цифры сто на каждом из них, свернув их в трубочку, она поспешно, с видимым чувством удовлетворенной алчности спрятала деньги за корсаж.

— Вот это федерально! — воскликнула она. — Передайте от меня вашей матушке, что я сегодня же сообщу о ее великодушном поступке дону Хуану Мануэлю, а завтра утром я непременно вручу эти деньги сеньору дону Хуану Карлосу Росадо, эконому женского госпиталя.

— Мать моя была бы вам очень благодарна, если бы вы совсем не упоминали об этой маленькой жертве. Все мы знаем, что сеньор губернатор не может заниматься такими пустяками: война поглощает теперь все его время, и, если бы вы и Мануэлита не были постоянно при нем, он положительно не мог бы справиться один со всеми делами.

Похвала всегда бывает более приятна злым, чем добрым, поэтому донья Аврора окончательно очаровала донью Марию-Хосефу.

— Да, да, мы ему помогаем, как можем! — сказала она, поджимая под себя ноги.

— Я, право, не знаю, как Мануэлита не захворает, проводя все ночи без сна, как мне передавали, ведь, она этого в конце концов не выдержит! — сочувственно добавила донья Аврора.

— Конечно, она обязательно захворает, ведь и сегодня ночью, например, она легла часа в четыре.

— Но, к счастью, теперь нам, кажется, не предстоит никаких особых событий.

— Гм! Сразу видно, что вы не занимаетесь политикой: теперь-то больше, чем когда-либо, можно ожидать каких-нибудь событий..

— Конечно, я не могу знать всех секретов, которые известны вам и Мануэлите, но мне казалось, что Энтре-Риос, где находится театр войны, далеко от нас, а здешние унитарии вряд ли решатся на что-либо против правительства.

— Ах, дитя! Вы только и знаете про ваши ленты, банты, шляпы, а унитарии стараются бежать.

— О, этому, конечно, помешать нельзя! Ведь берег так велик!

— Вы полагаете, что помешать нельзя?

— Да, я так думаю.

— Да, да, да! — и она расхохоталась, демонстрируя при этом три мелких желтых зуба. — А знаете ли вы, скольких арестовали сегодня ночью?

— Нет, не знаю, сеньора! — с деланным равнодушием отвечала донья Аврора.

— Четверых.

— Ну, эти, конечно, не убегут, вероятно, они теперь в тюрьме.

— Нет, лучше этого.

— Лучше! Что же такое? — воскликнула донья Аврора, уже знавшая об участи четырех несчастных унитариев от сеньоры Мансилья, которая, однако, ни словом не упомянула о том, кому из них удалось бежать.

— Да лучше… добрые федералисты расстреляли их.

— А-а… их расстреляли!

— Они, конечно, поступили прекрасно, но при этом случилась маленькая неприятность.

— Ну, ведь такими мелочами вы не интересуетесь.

— Нет, иногда интересуюсь: дело в том, что один из них бежал.

— Об этом не стоит беспокоиться, его, наверное, скоро разыщут, потому что у нашей полиции опыт в этом деле. Говорят, что сеньор Викторика обладает положительно гениальными способностями, — настаивала хитрая маленькая дипломатка, желая этим задеть донью Марию-Хосефу.

— Викторика! Ах, дорогая, не говорите глупостей, ведь, это только я, я одна все делаю.

— Я и сама всегда так думала и полагаю, что и в данном случае вы будете несравненно полезнее, чем сеньор начальник полиции.

— О, в этом вы можете не сомневаться!

— Да, но только ваши многочисленные занятия могут помешать вам…

— Нет, мне ничто не может помешать, правда, я часто и сама не понимаю, как мне на все хватает времени. Вот уже два часа, как я вернулась от Хуана Мануэля, и больше знаю об этом беглеце, чем этот хваленый Викторика.

— Неужели! Всего за каких-нибудь два часа находясь дома!

— Да! — подтвердила донья Мария-Хосефа, одной из главных слабостей которой было желание похвастать своими подвигами и покритиковать действия начальника сыскной полиции.

— Я вам верю, потому что это говорите мне вы, — сказала донья Аврора, стараясь выпытать секреты этой женщины, — вы, конечно, послали сотню человек за ним в погоню.

— Нет, я просто послала за Кордовой, который выдал их, но эта скотина не знает ни имени, ни даже наружности беглеца, тогда я позвала солдат, которые участвовали в этом ночном деле, и вот тут на пороге сидит тот, который доставил мне необходимые сведения… вот вы сейчас увидите… Пика-до! — крикнула она.

Вошел солдат и со шляпой в руке подошел к софе.

— Скажи мне, Пикадо, что ты можешь мне сказать об омерзительном и диком унитарии, который бежал сегодняшней ночью?

— Я знаю, что у него на теле должно быть несколько меток, и что одна из них свежая на левом бедре! — отвечал он со зверским выражением на лице.

— Чем он был ранен?

— Саблей, удар был режущий.

— А ты уверен в том, что говоришь?

— Caray! Уверен ли я?! Да я сам нанес ему этот удар, сеньора!

Донья Аврора испуганно откинулась в угол софы.