Том 11. Монти Бодкин и другие - [143]

Формально, таможня расположена на американской территории и по идее должна будить в душе человека, впервые очутившегося в Соединенных Штатах, целый спектр эмоций. Но на самом деле, только отыскав выход на улицу рядом с конвейерной лентой, выплевывающей ручную кладь, и оказавшись на воздухе, он произносит: «Наконец-то!» Тогда и только тогда он ощущает, что теперь он в Америке и для него начинается новая жизнь.

Монти, топчущегося в дверях, эти чувства обуревали с особой остротой. Его положение было незавидным даже по сравнению с обычным иммигрантом, начинающим жизнь с нуля, и будущее рисовалось ему сплошным белым листом. Отдав Микки Мауса Гертруде Баттервик, он словно подвел черту под определенным жизненным этапом — начертал «Finis».[84] Это был символичный акт. Не то чтобы он сказал всему «прощай», но что-то вроде того.

Никаких планов на жизнь у него здесь не было, и он волен был поступать, как ему заблагорассудится. Мог с горя отправиться в кругосветное путешествие, а мог в Скалистые горы, стрелять медведей. Мог заточить себя на далеком острове в южном море и растить или ловить копру — в зависимости от того, овощ это или рыба. Или мог уйти в монастырь. Все было туманно.

Он вдыхал нью-йоркский воздух и думал, что он чудно пахнет.

Пока он принюхивался к воздуху, вокруг поднялась какая-то суматоха и толкотня, и вдруг оказалось, что он стоит, помаргивая глазами, под ясным взглядом Фуксии.

— Эй! — воскликнула та с жаром и прицепилась к отвороту его пальто. — Эй, послушай!

Вид Монти произвел на нее глубокое впечатление. В карусели недавних событий она ни на секунду не забывала, что, хотя Айвор Лльюэлин выжал из своего нрава все благостное млеко,[85] существует на свете человек, способный заставить его вобрать это млеко обратно. И сейчас этот человек находился перед ней. От таких авторитетов, как Реджи с Амброзом, ей было известно, что Айвор Лльюэлин мечтает заполучить себе на службу артистические дарования этого Бодкина и пойдет на все ради его подписи под контрактом. Потому, презрев неудачу с мистером Лльюэлином, на которого цепляние за лацкан пальто не оказало должного воздействия, она прицепилась к пальто Монти.

— Слушай! — воскликнула она. — Можешь сделать одолжение? Очень нужно, ясно тебе?

В иные времена, после которых минули всего-навсего считанные дни, обнаружив, что Фуксия прилипла к его пальто, Монти незамедлительно отреагировал бы и попытался ее отодрать. Но в настоящий момент у него не возникло даже поползновений. Он оставался вялым и недвижимым. Пускай всякие Флоксы обовьют меня хоть с головы до ног, размышлял он в бесконечной печали, какое это имеет значение…

— Что за одолжение? — переспросил он.

— Сходи к Айки Лльюэлину и упроси его принять Амброза обратно. Есть в тебе хоть частица человеческой благодарности? Только подумай, что Амми делает для тебя в данную минуту.

— Что?..

— Повторяю, только подумай…

— Это я понял. И спросил: «что?» Что он делает?

— Улаживает твои отношения с этой Баттерплюх. Монти оцепенел.

— Ее фамилия Баттервик.

— Ну, с Баттервик. В настоящую минуту в таможенном отделении Амброз вкалывает, как бобер, дабы у вас с этой змеюгой Баттервик все было в полном ажуре.

Монти снова оцепенел.

— Могу я тебя попросить не обзывать мисс Баттервик зверюгой?

— Я сказала — змеюгой.

— Змеюга, зверюга, не вижу большой разницы. Не думаю, что от стараний Амброза все будет в ажуре, но и на том спасибо. Между нами все кончено. Она… — Голос его дрогнул. — Она не желает со мной разговаривать.

— Не волнуйся, все образуется. Амброз ее приструнит. Монти замотал головой.

— Нет, это за пределами человеческих возможностей. Она дала мне отставку, это однозначно. Хотя, повторяю, приятно знать, что старина Амброз не остался в стороне.

— Он просто чудо.

— Точно.

— Золотой человек.

— И в высшей степени порядочный, — согласился Монти угрюмо.

— На свете нет ничего, чего бы он ни сделал ради друга.

— Наверное, нет.

— В таком случае, — вкрадчиво проговорила Фуксия, с новой энергией впиваясь в лацкан пальто, — что тебе стоит оказать ему пустяковую услугу? Сходить к Айки и подписать контракт. Но прежде, чем выведешь свою закорючку, поставь ультиматум насчет контракта для Амброза. Я понимаю, тебе от этого мало радости, тебя тошнит от одной мысли о карьере киноактера. Но прикинь: быть может, ты окажешься настолько бездарным, что тебя выгонят к концу недели да еще заплатят неустойку? То есть тебе не придется никого из себя корчить…

— Собственно говоря, — сказал Монти, — по этому пункту у меня нет затруднений. Лльюэлин сказал, что я могу работать экспертом по постановочной части.

— Здорово!

— Да, но только вот я подумал: а не уйти ли в монастырь?

— В жизни бы не решилась.

— Возможно, ты права.

— Послушай, — выпалила мисс Флокс, — по-моему, ты не до конца осознал, что стоит на кону. Суть дела такова. Если Амми не получит эту работу, мы не сможем пожениться.

— Правда? А почему?

— По всей видимости, писательство не приносит ему сверхдоходов, из чего следует, что семью содержать придется мне в одиночку, а его вовсе не радует перспектива влиться в клан голливудских мужей, которые сидят на шее у своих женушек и за это выгуливают собаку и поливают фикус. И я его не виню. Но такое положение вещей, безусловно, плохо стыкуется с супружеским блаженством в любой форме. Поэтому он обязан получить это место. Обязан. Ну что, идешь к Айки?