Том 11. Из Багдада в Стамбул. На Тихом океане: рассказы - [28]

Он слушал меня вполуха и ответил на мою речь так:

— Твое повествование было долгим, чужеземец, и все, что ты поведал, — ложь.

— Докажи!

— Это нетрудно сделать. Беджат — наши враги. Вы были при них. Значит, и вы наши враги. Когда мои люди преследовали вас, вы убили их лошадей. Это дружба?

— А дружба ли то, что вы нас преследовали?

— Ты заморочил мне голову. Ты бьешь по лицу храбрейших моих воинов, сбрасываешь их с коней как надоедливых червей. Это дружба?

— Ты напал на меня, поэтому я ответил тем же! Твои храбрые воины пытались меня унизить, и я показал им, что они против меня черви.

— Твои удары по лицу были величайшим оскорблением! Униженный требует твоей крови!

— Мои удары не оскорбление, а честь для него, поскольку ты еще разрешил ему бороться на твоей стороне. Если ему нужна моя кровь, может приходить и забирать ее.

— И наконец, вчера вечером ты украл лучших наших лошадей. Это дружба?

— Я забрал у вас этих лошадей, потому что вы застрелили наших. Все твои обвинения фальшивы и безосновательны. У нас нет ни времени, ни терпения испытывать свои нервы. Скажи коротко, чего ты хочешь, и мы тут же дадим тебе наш ответ.

Шейх начал:

— Я требую, чтобы вы пошли с нами…

— Дальше! — прервал я его.

— Вы передадите нам ваших лошадей, ваше оружие и все, что у вас есть…

— Дальше!

— Ты извинишься перед человеком, которого ударил…

— Дальше!

— Потом можете ехать, куда хотите.

— Это все?

— Да, ты видишь — я краток.

— Из чего должно состоять мое извинение?

— Из слов, которые мы определим. Я надеюсь, ты примешь мои условия?

— Нет. Не вы, а мы должны требовать у вас. И желание твое безосновательно. Как я могу возмещать вам убытки, когда вы отняли у нас все? Я прошу вас отпустить нас подобру-поздорову, вам же будет лучше. Не забудь, что ты находишься в моих руках!

— Ты что, дашь меня убить?!

— Не убить, а застрелить, как только беббе выкажут малейшую враждебность по отношению к нам.

— Они за меня отомстят, я вам уже говорил.

— Они не отомстят, а только навредят себе. Посмотри, шейх, в этой винтовке двадцать пять пуль, а в ружье — две. В каждом из двух револьверов — по шесть зарядов, а в твоих пистолетах, которые ты видишь здесь, в моей сумке, — по два. Так что всего сорок два, это без перезарядки. Мои спутники вооружены не хуже, и к тому же мы находимся в таком месте, куда одновременно не войдут и два человека. Все твои люди погибнут, даже не ранив ни одного нашего. Внемли мне и своему брату. Оставь нас, дай нам уехать!

— Чтобы меня обсмеяли и насмехались до конца дней? Откуда в винтовке так много пуль? Я не верю.

— Я не обманываю. Силадары (оружейники) полуденной страны лучше ваших. Посмотри сюда!

Я показал ему устройство штуцера и револьвера, и его озабоченное лицо означало, что я выбрал верную тактику.

— Аллах велик, — бормотал он. — Отчего он не дал своим правоверным детям власть над таким искусством?

— Аллах велик потому, что он дает такое оружие в руки благоразумных людей… Что ты решил?

— Господин, я видел ваше оружие, оно лучше нашего, но мы все равно его не боимся. И тем не менее я прошу оказать нам милость и дать то, что мы потребуем.

— Что тебе нужно?

— Шесть наших лошадей, забранных у нас, плюс твоего вороного. Кроме того, это ружье с двадцатью пятью пулями и два револьвера с шестью, и мои собственные, украденные из палатки. И больше ничего.

— Ты не получишь своих лошадей, ибо убил наших, мой жеребец тоже тебе не достанется — он стоит тысячи ваших коней. И оружие мое мне нужно самому, а чтобы показать тебе, что я настроен миролюбиво, ты вернешь себе свои пистолеты и ружье, при условии, что оставишь нас в покое.

— Подумай, чужеземец, что ты говоришь…

Он застыл, потому как снаружи грянул выстрел, еще один, еще и еще. Я повернулся к англичанину:

— Что там, сэр?

— Доян! — ответил он.

От этого слова я как наэлектризованный бросился к проходу. Это была моя борзая. Курды устроили на нее настоящую охоту, но пес был достаточно умен, чтобы обогнуть охотников стороной. Доян был таким измученным, усталым, что маленькие проворные лошадки беббе без труда настигали его. Пес был в опасности, его могли застрелить. Я прыгнул к коню.

— Шейх Газаль Габойя, сейчас ты сам убедишься, что за оружие у эмира из полуночной страны. Но бойся заходить за проход. Ты мой пленник — напоминаю тебе об этом!

Я сел на коня.

— Куда, сиди? — спросил Халеф.

— Спасать собаку.

— Я с тобой.

— Нет, останься. Следи за беббе, чтобы не сбежали.

Я выскочил на равнину и поднятой рукой дал курдам знак отпустить Дояна. Они видели это, но не послушались. Пес тоже заметил меня и, вместо того чтобы обежать их по дуге, припустился ко мне напрямую. Этот путь приводил его прямо в руки преследователей. Мне вовсе не хотелось отдавать своего друга на растерзание врагу. Поэтому я на расстоянии выстрела остановил коня. По моему знаку он стал как вкопанный. Я прицелился и двумя выстрелами бросил в траву двух самых ближних к Дояну курдских лошадей. Он, невредимый, кинулся ко мне, а курды подняли дикий крик. От радости пес запрыгнул ко мне на лошадь, но я тут же спихнул его обратно.

— Бураджа! Бураджа! (Сюда! Сюда!) — слышал я крики у входа в долину.