Том 11. Из Багдада в Стамбул. На Тихом океане: рассказы - [24]

— А если другие приедут?

— Так быстро у них не получится. Сэр Дэвид! Мы скачем вперед и берем его в клещи. Если он захочет стрелять, мы выбиваем у него оружие из рук.

— Отлично, мистер!

Тут беббе исчез за следующим поворотом дороги, и мы покинули наше укрытие. Когда мы подъехали к этому повороту, то оказались на пятьдесят шагов ближе. Он услышал нас и обернулся. Беббе так испугался, что непроизвольно остановил лошадь. Прежде чем он опомнился, мы окружили его.

Он рванулся за ножом. Я перехватил его руку и сжал ее так, что он выронил оружие. А пока Линдсей забирал у него копье, я перерезал ремень, на котором висело его ружье, и оно упало. Он был разоружен, и его лошадь уже скакала с нашими в одном строю. Так распорядилась судьба.

Мы значительно продвинулись на юг, и когда отъехали на приличное расстояние, сбавили темп, Алло выехал вперед указывать дорогу.

— Что делать с этим парнем, мистер? — спросил Линдсей.

— Наказать!

— Да уж, лжеджиаф! Как накажем?

— Не знаю, посоветуемся.

— О, верхняя палата, нижняя палата! А как вы освободили хаддединов?

Я вкратце поведал ему эту историю. Когда я уже заканчивал свой рассказ о том, как обезоружил часового у лошадей, мне вдруг ударило в голову:

— О! Что я наделал!

— Что такое, мистер? Ведь все хорошо!

— Я в спешке забыл забрать своего пса!

— Какая неприятность! Но он сам прибежит!

— Да нет, он, наверное, погиб и часовой тоже.

— Почему погиб?

— Потому что если его побеспокоить или угрожать ему, он вцепится человеку, которого он охраняет, в горло. А потом беббе его, конечно, застрелит.

Я бы вернулся ради него, но был уверен, что его нет в живых! О потере верной и умной собаки погоревал и Халеф. Я провел несколько полуденных часов в унынии. Вечером мы сделали остановку и только тогда связали беббе. Несмотря на спешку, у Халефа нашлось время нагрузить на пустую лошадь убитого козла, так что едой мы были обеспечены.

После еды пленный был допрошен. До сих пор он не произнес ни слова. Пока он терпеливо сносил все, что с ним происходит, потому как надеялся, что свои вот-вот его освободят.

— Послушай, человек, — начал я допрос, — ты кто, джиаф или беббе?

Он молчал.

— Отвечай на вопрос!

Он и глазом не повел.

— Халеф, сними тюрбан и срежь-ка ему прядь волос!

Это самое большое оскорбление, какое только можно нанести курду и мусульманину вообще. Когда Халеф с ножом в правой руке подошел слева к нему, тот взмолился:

— Господин, не трогай волосы! Я отвечу!

— Хорошо! К какому племени ты относишься?

— К беббе.

— Вчера ты солгал нам!

— Врагам нельзя говорить правду.

— Ты просто негодяй. Кроме того, ты клялся бородой Пророка.

— Клятва, данная неверному, не считается таковой.

— Ты давал ее и правоверным, их четверо среди нас.

— Это меня не касается.

— И потом, ты назвал меня глупцом!

— Это ложь, господин!

— Ты говорил, что мы все глупцы, а я — самый главный. Я слышал это собственными ушами за лагерем, когда вы резали грибы. Я все слышал, а потом я похитил ваших пленников и лошадей. Так что ты мог видеть, насколько я глуп.

— Прости, господин!

— Мне нечего тебе прощать, ибо слово из твоего рта не оскорбит эмира из Франкистана. Вчера я освободил тебя, хотя ты не заслуживал этого. Сегодня ты снова в моих руках. Кто из нас умнее? Ты ведь брат шейха Газаля Габойи?

— Нет.

— Хаджи Халеф, отрежь ему прядь волос!

Это помогло.

— Кто тебе сказал, что я брат шейха?

— Один из тех, кто тебя знает.

— Тогда скажи, какой выкуп тебе нужен?

— Вы хотели получить за них, — я показал на хаддединов, — деньги, вы, курды. Я же не прошу никакого выкупа, ибо я христианин. Я поймал тебя только для того, чтобы показать, что у нас больше ума, мужества и чести, чем вы думаете. Кто сегодня первым заметил, что пленники сбежали?

— Шейх.

— А как он это заметил?

— Он вошел в палатку, а там не было ружей пленников и его оружия тоже.

— Я все это забрал.

— Я полагал, христианин не может взять без спроса!

— Это верно. Христианин не должен брать чужое добро, но он и не даст обворовать себя каким-то курдам. Вы застрелили наших лошадей, которые были нам дороги, и я взял за них шестерых ваших, которые нам недороги. У нас в сумках было много нужных нам вещей — вы украли их, а за это я позаимствовал оружие шейха. Мы совершили обмен: вы начали обмен силой, а я закончил его силой.

— Наши лошади лучше, чем ваши!

— А зачем тогда понадобилась моя?

— Шейх хотел ее иметь.

— Он действительно верил в то, что получит моего скакуна? И даже если бы это случилось, я бы нашел способ его вернуть. Кто обнаружил сегодня отсутствие лошадей?

— Тоже шейх. Он, после того как не нашел пленников, кинулся к лошадям.

— И он ничего не обнаружил?

— Часового, лежащего под собакой.

— И шейх освободил его?

— Нет. Он попал под собаку в наказание за то, что был плохим часовым.

— Но это же бесчеловечно. Разве вы не люди?

— Так приказал шейх.

— И это случилось бы и с тобой, если бы ты недосмотрел? Я лежал за лавровишней, всего лишь в одном шаге от тебя, потом подобрался к лошадям, о которых толком ничего не знал…

— Господин, не говорите об этом шейху!

— Будь спокоен! Я буду иметь дело только с тобой. Я сейчас сообщу своим спутникам твои слова, и они решат твою судьбу. Тебя будут судить не двое христиан, а четверо мусульман.