Том 10. Рассказы. Очерки. Публицистика, 1863–1893 - [4]
Примерно в это же время был случайно услышан приводимый ниже разговор, который, при сопоставлении последовавших за ним событий, приобретает трагический смысл. Мистер Папилий Лена вскользь заметил Джорджу У. Кассию, кулачному бойцу на жалованье у оппозиции (более известному под именем «Красавчик из 3-го округа»), что он надеется на блестящий успех сегодняшнего предприятия, а в ответ на вопрос Кассия: «Что за предприятие?», он только подмигнул левым глазом, с деланным безразличием бросил: «До скорого» — и вразвалку направился к Цезарю. Марк Брут, которого считают главарем банды убийц Цезаря, спросил Кассия, о чем говорил Лена. Кассий объяснил, а затем прибавил, понизив голос: «Боюсь, что наши намерения раскрыты».
Брут приказал своему гнусному сообщнику не спускать глаз с Лены, а минутой позже Кассий велел грязному голодранцу Каске, издавна пользовавшемуся в Риме дурной репутацией, поторапливаться, ибо он боялся разоблачения. Затем, видимо очень возбужденный, он возвратился к Бруту за дальнейшими указаниями и поклялся, что один из них — либо он, либо Цезарь — больше отсюда не выйдет, — уж лучше он сам покончит с собой. Тем временем Цезарь беседовал с представителями отдаленных избирательных округов о предстоящих осенних выборах, не замечая, что происходит вокруг. Билли Требоний завел разговор с другом народа и Цезаря — Марком Антонием и под каким-то предлогом увел его прочь, а Брут, Деций, Каска, Цинна, Метелл Цимбер и другие головорезы, наводнившие Рим, тесным кольцом сомкнулись вокруг обреченного Цезаря[4]. Тут Метелл Цимбер, бросившись на колени, стал умолять, чтобы вернули его изгнанного брата, но Цезарь, попеняв ему за неуместное раболепие, отказался удовлетворить эту просьбу. К мольбе Цимбера о возвращении изгнанного Публия сразу же присоединился Брут, а за ним Кассий, но Цезарь был неумолим. Он сказал, что не переменит своего решения, что он постоянен, как Полярная звезда, и рассыпался в самых лестных выражениях по поводу постоянства и надежности этого светила. Затем, подчеркнув свое сходство с Полярной звездой, он заявил, что ни один человек в государстве не может сравниться с ним в твердости, а раз уж он твердо решил отправить Цимбера в изгнание, то, как человек последовательный, он будет стоять на своем, — и пусть его повесят, если он поступит иначе.
И вдруг, воспользовавшись этим ничтожным поводом, Каска подскочил к Цезарю и ударил его стилетом. Цезарь схватил его правой рукой за локоть и, левой дав прямой от плеча в челюсть, поверг истекающего кровью негодяя наземь.
Потом он отступил к статуе Помпея, занял удобную позицию и приготовился достойно встретить нападающих. Кассий, Цимбер и Цинна ринулись к нему с обнаженными кинжалами, и Кассий ранил Цезаря, но, прежде чем он вновь успел поднять кинжал и прежде чем другие вообще успели пустить в ход оружие, Цезарь сбил всех трех мерзавцев с ног ударами своего могучего кулака. В сенате поднялось неописуемое волнение; толпа граждан, запрудившая кулуары, в неистовом стремлении выскочить из здания закупорила все входы и выходы; личная охрана Цезаря пыталась остановить убийц; почтенные сенаторы срывали затрудняющие движение тоги, в диком смятении перескакивали через скамьи и убегали боковыми переходами, спеша укрыться в совещательных комнатах; тысячи голосов вопили «Полиция! Полиция!» — и нестройный хор вздымался над шумом свалки, как завывание ветра над ревом бурного моря. А посреди всего этого хаоса, прислонясь спиною к статуе Помпея, стоял великий Цезарь, словно лев в западне, и, безоружный, с вызывающим спокойствием и непоколебимой отвагой, не раз поражавшей его друзей и врагов на поле брани, отражал натиск врагов. Билли Требоний и Кай Легарий нанесли ему несколько ран и упали рядом со своими собратьями-заговорщиками, поверженными Цезарем. Но, говорят, под конец, когда Цезарь увидел своего старого друга Брута, который приближался к нему со смертоносным клинком, он, словно сраженный изумлением и горем, уронил свою непобедимую левую, спрятал лицо в складках мантии и принял предательский удар, не пытаясь даже остановить руку, наносившую его. Он лишь спросил горестно: «И ты, Брут?» — и пал бездыханный на мраморные плиты.
Нам стало известно, что на убитом был тот же костюм, который он надел в своем шатре после полудня в день славной победы над нервиями[5]; костюм был снят с трупа изодранный и распоротый по крайней мере, в семи различных местах. Карманы были пусты. Он будет представлен следователю как неоспоримое доказательство факта убийства. На эти сведения можно положиться, так как они получены нами от Марка Антония, чье общественное положение открыло ему доступ ко всем последним отчетам о трагическом событии, волнующем сегодня все умы.
Позже: Пока следователь сзывал понятых для решения вопроса о предании виновных суду, Марк Антоний и остальные друзья покойного завладели трупом, отнесли его на Форум, где, согласно последним сведениям, Антоний и Брут произнесли речи и подняли такое волнение в народе, что в настоящую минуту, когда эти строки сдаются в печать, шеф полиции в ожидании мятежа принимает надлежащие меры».
